Качели

Но, может быть, кто-то хочет не слиться с гадюшником, а вывести страну из инферно, населенного гадами? То есть стать не просто амортизирующим аттрактором, а аттрактором восстановительным, противопоставляющим регрессу контррегресс? Рассмотрим эту возможность. Хотеть-то ведь мало! Для того, чтобы стать таким аттрактором, мало разоблачить других. Даже самым убедительным образом. Надо еще предъявить себя как благо. Причем так же убедительно. Для этого нужно обзавестись своей культурной, идеологической и иной смысловой территорией. Своим языком. Своим аппаратом понимания реальности. Это не значит, что нельзя при необходимости говорить на чужом языке и живописать все, исходя из чужой логики. Но этот язык не должен становиться твоим. Эта логика не должна стать ядром твоего собственного мышления.

Теперь посмотрим, что происходит. А происходит обнуление собственного содержания. И полная зависимость от содержания, которое комментируют. Наша интеллигенция ныне комментирует, и не более того. Нет ее как отдельно действующего начала, выдвигающего свой план, предъявляющего свое идеальное. Есть противник — и упражнения, посвященные описанию противника. Его отвратительных нравов. Грубо говоря — нет собственной позиции, контрастной по отношению к позиции противника.

У любого сатирика она есть. Даже у карикатуриста. Когда сатирик издевается, он показывает дистанцию между имеющимся и должным. Когда карикатурист издевается, он искажает пропорции. Но, чтобы искажать пропорции или показывать дистанцию между наличествующим и должным, надо иметь «палату мер и весов». Ту инстанцию, в которой должное — это должное. А идеальная пропорция… ну, например, отвечает пресловутому «золотому сечению».

Если все это заменяет абсолютный релятивизм, а внутри релятивизма есть только описание чужого поведения, то это поведение автоматически становится нормативным. И это следующая по счету метаморфоза нашей интеллигенции. Право, пора становиться новым Овидием! Потому что метаморфоз слишком много.

В предыдущую эпоху этого не было. Даже когда Окуджава полуиронически пел: «Это для моих друзей строят кабинеты», — он прямо не говорил: «Хочу кабинетик для себя, как у дружбана!» Он не занимался воспеванием кабинетика. Он не превращал свою поэзию в инструкцию для начинающих карьеристов.

Теперь же происходит нечто подобное. Дистанция между критикующим и критикуемым аннулирована. Норма истреблена. Критика превращена в странную форму фактически уже имитационно-восхищенного описания. По Фрейду это называется «скрытым, но непреодолимым влечением». Иначе — «либидо».

Суть описаний Латыниной — это «либидо доминанди». То есть похоть власти. Латынина и сама не считает себя Савонаролой в юбке. Она с очень кислым видом «косит» под морализаторшу. И очень возбуждается, когда начинает критиковать тот или иной объект (Черкесова, абстрактного особиста) с позиций «Гомера зоны». Настоящей криминальной зоны. Это ей нравится.

А не нравится тот, кто недостаточно блатной, недостаточно крутой, недостаточно отмороженный. Она сама — носитель этого идеала? Она себя под главным паханом «чистит, чтобы плыть в революцию дальше»? А кто этот главный крутой пахан? А ну как окажется, что он вовсе не Стенька Разин, а тот же особист, по большому счету?

В идеологии должны быть рай и ад. Должно быть райское и адское содержание. Райского содержания в этой идеологии нет. Сахаров и Политковская? Это Сахарову нужен был «самый крутой мужик» в виде позитивного идеала?

Сахаров стал Сахаровым, опираясь на другие идеальные основания нашей культуры. Он выступил против могучего государства в качестве некоего носителя правды. Одинокого, слабого — и бросающего вызов могучей лжи. Таков был миф Сахарова в советском сознании. Наверное, был еще и настоящий Сахаров, находящийся по ту сторону мифа. Вряд ли беспощадно правдивый и сильный только своей слабостью одиночка стал бы одним из корифеев атомного проекта.

Впрочем, политика никогда не тождественна мифу. Слишком сильно она укоренена в далекой от мифа реальности. Как и миф о Робеспьере — якобинском диктаторе, беспощадно и бескомпромиссно отвергающем любую корысть («Неподкупный»), миф о Сахарове важен своим содержанием, влияющим на связь общества с идеалами. Идеалами своей эпохи, «трансэпохальными» идеалами человечества. Идеалы нуждаются в связанных с ним лидерах. А лидеры нуждаются в идеалах.

Миф о Сахарове стал трещать тогда, когда политика потребовала опоры на несовместимые с идеальным слои — на «теневиков», криминалитет. На специфические массы, рвущиеся к будущей оргии потребительства и лишенные идеального содержания.