Качели судьбы

– Тимофей? – спросил Кандауров, хотя и так видел, что не ошибается. Парень кивнул, слегка подвинувшись. Он был по-восточному красив: матовая кожа, выразительные глаза под бровями вразлёт, волосы крупными кольцами падали на лоб, закрывали шею. Но в чертах лица – ничего от цыганской резкости, и он, как ни странно, очень напоминал свою светловолосую сероглазую мать.

– Мне бы хотелось поговорить с тобой о Ларисе Алексеевне. – Викентий Владимирович присел на скамью. – Думаю, здесь это более уместно, чем у меня в кабинете.

Оба одновременно глянули на могилу. Там не было ещё ни ограды, ни памятника, только среди венков – большой фотопортрет в железной рамке, а на земляном холме два свежие розы.

– Я всегда дарил ей розы, – сказал Тимофей. – На день рождения её и Феди, на восьмое марта, к началу занятий… Последнее время цены на розы такие… Но хотя бы одну, а всегда приносил. – Помолчал немного. – Мама говорила, что вы меня разыскиваете, телефон ваш дала. Я бы вам сегодня сам позвонил. Но здесь лучше, вы правы.

– С чего-то надо начать… Давай с того, почему ты ушёл с последнего занятия, того самого…

– Я и на первом не был по одной и той же причине. Знаете, – Тимофей поглядел пристально, чуть сдвинув брови, – не стал бы я ни с кем, а тем более с милицией откровенничать, если бы… – мотнул головой в сторону могилы, и Кандауров увидел, как мгновенно повлажнели его глаза. Но пересиливая себя, сначала хрипловато, а потом справившись с голосом, парень продолжил. – Даже мама об этом не знает… Я был женат, но недолго. Два года уже прошло. Ничего серьёзного со мной за это время не происходило. А тут недавно влюбился, да так внезапно и сильно…

… Небольшая группка «бродячих музыкантов» – так они сами себя называли, – играла в скверике перед «кафешкой», где тусовалась молодёжь. Альт, виолончель, саксофон и гитара. Гитаристом был Тимоша. Мальчики и девочки слушали, прихлёбывая кофе, покуривая, живописная компания хиппарей сидела прямо на траве. Она была среди них. Длинные, почти до пояса волосы, русые и невероятно густые, перехвачены кожаным ремешком. Потёртые, продранные курточка и джинсы, сумка из лоскутов на верёвке через плечо… Тимоша пел свою песенку о дожде, одиноком прохожем и бездомном псе, а она смотрела на него прозрачными глубокими глазами, словно звала… Светлана жила у каких-то малознакомых людей в шумной коммунальной квартире, больше похожей на общежитие. Через неделю их знакомства Тимофей уже знал, что девушка год назад ушла из дома, ездила с другими хиппаками по стране, а здесь, в его городе, задержалась дольше обычного. Она увлеклась восточными верованиями, и, встретив недавно единомышленников, вошла в круг учеников одного мудрого учителя – Свами Махараши. Он открывал им тайны одного из ответвлений йоги. Прошло ещё немало времени, пока Тимофей сумел добиться от Светланы объяснения: в чём суть этого учения?

– Я не из тех, кто считает, что отношения между мужчиной и женщиной должны сразу переходить в интимно-близкие. Но приходит момент…

Тимофей стиснул пальцы, коротко глянул на собеседника и отвёл глаза. До этого он говорил живо, но сейчас Кандауров почувствовал появившуюся скованность, неловкость. Потому и сказал:

– Не говори о том, о чём неудобно или не хочется…

– Нет, я скажу всё, иначе вы не поймёте… Мы со Светой несколько раз оставались наедине, и чувствовали, что нас сильно тянет друг к другу. Я знал: захоти она – и я останусь с ней навсегда! И она это знала, и тоже… Но всё время удерживала меня на расстоянии, иногда – в последний момент… Я ведь видел – это не из-за того, что у неё ещё не было мужчины, и не из страха быть обманутой. Что-то другое. И когда она мне рассказала наконец о своей школе йоги, я кое-что понял.

– Что-то, связанное с плотским воздержанием, вроде монашества? – спросил Викентий Владимирович.

– Наоборот! – Тимофей нервно рассмеялся, но тут же оборвал себя. – Представьте, их учение приблизительно можно сформулировать так: раскрепощение духа через раскрепощение плоти.

Тимофей захотел приобщиться к этому учению из-за своего чувства к Светлане, из любопытства и желания новых знаний. Девушка говорила о нём со Свами, и парень был приглашён на беседу – в субботу. Человек, которого он увидел – смуглый, с седыми висками и крупными чертами лица, был явно южных кровей, но не азиат, как Тимофей ожидал. Голосом красивым, глубоким и одновременно жёстким Свами сказал парню после десятиминутного разговора:

– Твой разум не готов ещё полностью принять наше учение. Тебе нужна именно эта девушка, но среди моих питомцев нет такого разделения. Все – для всех! Тогда тело и дух, сливаясь в одно, принимают божественный космос и открывают все чакры для высшего разума… И вообще, через неделю, в следующую субботу, мы уезжаем из города.

Тимофей спросил, куда они едут, узнал, что в Крым, скорее всего в Феодосию, заявил решительно, что поедет с ними. «Чтобы принять учение, нужно его понять», – сказал, усилием воли не отводя глаз от тяжёлого, немигающего взгляда Свами. И тот, долго молчав, наконец кивнул чуть заметно: «Езжай. Кто знает…»