Качели судьбы

Однако для майора и его коллег базарный Гольфстрим в новинку не был. Они спокойно отдались на его волю и умело выруливали то в один оживлённый уголок рынка, то в другой. И скоро увидели группу черноусых парней, гортанно уговаривающих покупателя взять видеомагнитофонную приставку. Свитера и джинсы, разложенные на продажу этой компанией, также проходили по списку вещей, украденных из общежития. Взяли кавказцев быстро, профессионально, хотя те и пытались пустить в ход ножи. Выводя бандитов через одну незаметную, но известную ему дверцу в заборе, на задворках самодельных палаток, Кандауров оглянулся. Никто из свидетелей задержания не испугался, не спешил свернуть свой товар и скрыться. А ведь это были спекулянты и деляги похлеще арестованных. Но у них имелись бумажки со штампами кооперативов, совместных предприятий, фирм… В последние годы Викентий всё чаще и сильнее ощущал какую-то унылую бесполезность многих своих усилий. И только когда удавалось раскрыть тяжкое преступление, поймать особо опасного негодяя, тягостное чувство отступало. Потому Викентий радовался, что подобные попутные дела разрешались быстро и не сильно отвлекали его от главного – поисков убийцы Климовой.

Привычный уклад жизни распадался на глазах, касалось это и работы уголовного розыска. Случись подобное убийство лет десять назад – обком партии постоянно бы теребил высшее милицейское начальство, а оно, в свою очередь, выжимало бы из Кандаурова все соки. Писатель – человек в городе известный и уважаемый. Формально. Поскольку обычный горожанин не знает своих, местных литераторов, а власти вспоминали о них лишь после появления очередного постановления «Об усилении роли творческой интеллигенции» или «Об улучшении работы с творческой молодёжью»… Однако, если случалась трагедия, видимость высокой заинтересованности соблюдалась в полной мере.

Но и это было неплохо, думал Кандауров. Во всяком случае, любая помощь розыску была бы обеспечена. Теперь же никому ни до чего дела нет. Хорошо, конечно, что никто не гнал горячку, не устанавливал немыслимые сроки. Но и поблажек тоже не было, розыск шёл на уровне с другими. Майор чувствовал: если вдруг убийца не будет найден – дело без лишних треволнений спишется в архив, его забьют другие заботы, поток других жестоких происшествий. Хорошо ещё, что генерал сам лично водил давнюю дружбу с городскими писателями и дружбе этой был верен. Он близко к сердцу принял убийство поэтессы, старался не загружать Кандаурова другими сложными делами, а недавно сказал: «Работай, майор, торопить не буду. Только найди мерзавца!»

Викентий знал об истоках дружбы своего генерала с писателями. Вряд ли сам генерал об этом слишком откровенничал. Но такая уж у него была команда – сыскари. От них попробуй что-либо скрыть!.. Генерал Саенко Максим Богданович писал стихи. Писал себе и писал, но однажды решил, что неплохо бы издать свою книгу. Сам до такого додумался или кто подсказал, но так сильно захотелось увидеть ему своё имя на обложке пусть даже тоненькой книжки стихов, что померкли перед этим желанием иные деяния и заслуги. Рукопись генерал, необычно робея, самолично отнёс в местное издательство. Вышел оттуда довольный: личность его и чин вызвали трепетное уважение и заверения, что всё будет в порядке.

А через несколько дней генералу позвонил поэт, один из самых известных в городе, чьи книги выходили и в столице. Он предложил встретиться в писательском клубе. Генерал пришёл. Они сидели в кабинете поэта, который был ещё и председателем местной писательской организации, секретарша принесла им кофе, из соседней комнаты долетали негромкий стук шаров и смех – там молодёжь играла на бильярде. Поэт очень просто и прямо сказал генералу: в издательстве, прочитав рукопись, ужаснулись – поэзией там и не пахло, просто неумелые попытки зарифмовать какие-то мысли и чувства. Как бы они ни хотели, книгу в таком виде издать невозможно. Тогда директор издательства предложил ему, поэту, поработать редактором, а попросту – переписать стихи, поскольку ясно, что автор сам это сделать не сможет…

Седоволосый, с тёмными пронзительными глазами человек сумел так всё это сказать, что генерал не испытал ни унижения, ни уязвлённости. Напротив, со всем согласился. Если книга выйдет такая, как есть, генерала, конечно, коллеги и многочисленные знакомые будут поздравлять, но за спиной – смеяться над ним. Если же книгу ему перепишет профессионал, это будут уже не его стихи. Сможет ли он поставить свою фамилию под чужой работой и не испытывать неловкости?

Генерал ушёл из писательского клуба с лёгким сердцем и признательностью. Он понял, что ему помогли избежать очень неловкой ситуации, которая бы не сделала ему чести. С поэтом у него возникла личная дружба, а через него – со всей писательской организацией. Потому и мог сейчас Кандауров работать по основному своему делу относительно спокойно.