Качели судьбы

Хоть и с некоторой неохотой, но она стала чаще ездить на центральную. К тому же, это делали почти все ребята её студии. Недавно предложили обсудить стихи Родиона Прошина. Родя охотно согласился и на последнем занятии вышел на трибуну. Он читал и новые стихи, и те, что Лариса уже слышала. И вновь она восхищалась… Да, но почему кривятся хорошенькие губки Аллочки Палиевской? Что это так раздражённо постукивает ногой молодожён Женя? Он последнее время как-то изменился, на своей литстудии бывает редко, зато здесь – всегда… Жёлчный, маленький, курчавый Саша Черняк зло строчит, не поднимая головы от блокнота, а главный оратор – юный критик Илюша Шеин, саркастично улыбается. Неужели такую реакцию вызвали стихи Родиона – новый исторический цикл? О чём же там речь? Страстное обращение к русским князьям, собирающимся на первую битву с татаро-монголами: забудьте ссоры, роднитесь, перед вами страшный враг! Автору известны последующие события, и оттого особым трагизмом наполнено его обращение. И вопреки разуму кажется: вот так, выкрикнув свою боль, он сможет исправить прошлое. Или это речь о настоящем?.. Другое стихотворение – предостережение людям, считающим, что происходящие где-то далеко события не коснуться их. Ошибаетесь! – восклицает автор. Чёрным смерчем пронеслась над страной беда, чёрными веками легла на землю. Оттого, что никто не придавал значение далёкому клубящемуся облачку в далёкой степи – пыли от копыт скачущих ордынцев…

Так чувствовала и понимала стихи своего состудийца Лариса. Странным ей казалось восприятие других ребят, но всё же того, что услышала – не ожидала.

– Зачем тянуть прошлое за уши к настоящему! Что за двусмысленные аналогии! – почти задыхался Черняк.

– Если человек так любит патриархальное прошлое, пусть едет в свою любимую деревню. Там такие отношения наверное ещё в ходу, – откровенно издевалась Аллочка.

– Где же тут поэзия? – восклицал патетически Илья. – Что за строчка: «Отчизна, Родина, Россия, высокогорные слова!»? Мне сразу пришла на ум строка из Мандельштама: «Россия, Лота, Лорелея». Вот где поэзия, музыка, проникновение в образ России! А это всё – «паровоз», сплошной «паровоз».

Лариса увидела, как склонил голову, словно упрямый бычок, крепыш Иван Кравченко. Он был прозаик и обычно в поэтические дебаты не вмешивался. Но вдруг хлопнул ладонью по столу и сказал словно даже спокойно:

– Знаете, о чём я тут подумал? Как, должно быть, травили при жизни Николая Рубцова вот такими красивыми цитатами вот такие знатоки поэзии. Что же, мол, он пишет простым русским языком? Разве можно!

Сама Лариса слушала молча, несколько оторопело. Для неё прочитанные стихи были бесспорно талантливы и значимы. Она никак не могла понять: отчего такое ярое их неприятие?

… Антон Антонович выслушал, улыбнулся.

– Ларочка! – он впервые называл её так: словно взрослый маленькую девочку. – Вы столкнулись с явлением, которое гораздо старше вас. И если литература – ваше призвание, а я в это верю! – постоянно будете с ним сталкиваться.

– Зависть? Соперничество? Ведь у Прошина уже книга вышла.

– Ну, этого добра тоже всегда будет в достатке. Однако я о другом. Славянофильство и западничество – слыхали такие термины?

– Только слыхала. – Девушка, припоминая, чуть нахмурила брови. – Но знать не знаю.

– Не удивительно. Даже когда у нас в стране шли баталии против «преклонения перед западом», и тогда о славянофилах помалкивали. Странно, но они были в опале про всех правителях: в царское время, после революции, после войны, и в хрущёвскую «оттепель». И те, кого мы называем «диссидентами» – они ведь тоже устремлены на запад и любимы там.

– Но почему?

– Знаете, Лариса, я вам лучше подберу литературу о славянохристианах – они сами себя так называли. Статьи Хомякова, братьев Киреевских… Хотите?

– Мне очень интересно!

– Вы славная девушка! – Антон Антонович положил ей ладонь на волосы, слегка погладил, опять же, как маленькую. – Мне очень нравится, что вы не боитесь откровенно признаваться, когда чего-то не знаете. Всегда поступайте так, и вас будут только уважать.

Всю жизнь Лариса так и делала – прямо и спокойно признавалась собеседнику: «Нет, я этого не знаю». Даже перед молодыми своими студийцами.

Тот разговор запомнился. Он дал молодой поэтессе новые знания и, главное, – направление жизненных и творческих привязанностей. И ещё поняла она одну вещь.

– Хорошо, пусть ребята из центральной литстудии знают больше меня, – сказала она. – Но они так молоды! Неужели уже такой раскол?

– Само по себе ничего не бывает, – согласился её собеседник. – Что говорил на том занятии руководитель?