Качели в Пушкинских Горах

Всем своим видом Бикулина показывала, что прожила на даче полную странностей и приключений жизнь. Затягивалась как курильщик с многолетним стажем и сначала выпускала немного дыма из ноздрей, а потом уже могучей струей выдыхала. С солнечным лучом сталкивалась табачная струя, дробилась, ломалась, превращалась в безвольное облако. В кресле сидела Бикулина, тонкими пальцами постукивала по подлокотнику. Кольцо с загадочным зеленым камнем было у Бикулины на пальце. Маша и Рыба неотрывно смотрели на кольцо.

— Подарок… — значительно молвила Бикулина. — Говорят, этот камень очень-очень гармонирует с моими глазами.

— Кто говорит? — спросила Рыба. Но Бикулина лишь повела бровью, показывая неуместность и несвоевременность этого вопроса.

Действительно, камень в кольце и глаза Бикулины находились в полной цветовой гармонии. Бикулина по-прежнему курила и молчала. И Маша с Рыбой молчали, глядя на Бикулину. И вот уже почти священный трепет испытывали они. Не Бикулина сидела перед ними, а мудрая зеленоглазая красавица, чуть утомленная, чуть разочарованная, с некоторой даже скукой глядящая в будущее. Ибо есть, есть ей что вспомнить! Есть от чего заломить по-цыгански руки за голову и повести томно плечами. Есть от чего улыбнуться небрежно, взглянув на несмышленышей-одноклассников. Есть, есть! Такой образ лепила Бикулина, а Маша с Рыбой принимали на веру все образы Бикулины.

Бикулина тем временем сняла с пальца кольцо, посмотрела сквозь камень на свет, протянула Маше. Маша тоже посмотрела сквозь камень на свет и изумилась… Пропало все, только многокрасочная зелень — ломаная-переломаная, глубокая-преглубокая потекла в глаза. И вот уже сама Маша светлым солнечным пятнышком скользнула внутрь зелени, где ни конца ни края — упругие волны, пульсирующая бахрома…

— Вот это да! — выдохнула Маша, протянула кольцо Рыбе.

— С ума сойти! — выдохнула Рыба, вернула кольцо Бикулине.

— Какое лето было, — потянулась по-кошачьи Бикулина, — ах, какое было лето…

Маша и Рыба облизали сухие губы, ожидая услышать дальнейшее. Но Бикулина пока не была склонна предаваться воспоминаниям.

— А ты, Рыба, — спросила она, — у тебя, Рыба, есть что вспомнить? — Бикулина особенно выделила «есть» и «что».

Рыба опустила глаза, зарумянилась. Необычайно похорошела Рыба за лето. Не ресницы, казалось, у нее — одуванчиковый пух. Глаза не просто голубели — цвели. Светлые волосы лежали на плечах латунными кольцами. Ноги стали длиннее. Плечи округлились. Много, много изменений обнаружили подруги в Рыбе. Бикулина изредка бросала взгляд в зеркало, словно сравнивая себя с Рыбой, и было неясно, довольна ли Бикулина сравнением…

— Я много рисовала… сказала Рыба, погасив недокуренную сигарету. — И еще я… целовалась с одним мальчиком!

— Сколько раз? — подалась вперед Бикулина.

— Один раз…

— Где?

— Мы вместе рисовали на веранде…

— Как это случилось?

— Он тоже перешел в девятый… Мы рисовали на веранде… Он подошел сзади, смотрел, смотрел, а потом… положил руки на плечи. Я обернулась, а он… поцеловал…

— И что дальше?

— Он убежал. Сказал, что сейчас придет, и не пришел…

— А потом ты его видела?

— Видела.

— И что он?

— Ничего, — пожала плечами Рыба, — он скоро уехал…

— Ты, конечно, ходила его провожать? — усмехнулась Бикулина.

— Нет!

— Врешь, врешь! — захлопала в ладоши Бикулина. — Врунишка ты, врунишка! Хочешь расскажу, как было дальше?

— Как ты можешь рассказать, тебя же там не было!

— Он уехал… На чем он уехал: на автобусе, на электричке?

— На автобусе. Но какое тебе…

— На автобусе! — перебила Бикулина. — На автобусе! А ты всю ночь не спала, ходила, наверное, по садику, ждала, что он придет, да? А он не пришел… Ты совсем с ума сошла, побежала к его дому, а там все окна погашены, дрыхнут все… Ты походила, походила, может, даже камешек ему бросила в окошко, да, Рыба? Но он не вышел… Ты пошла домой, проплакала до утра, а утречком рано-рано вдоль забора тихо-тихо на остановку, да? И спряталась где-нибудь под кустом, чтобы он тебя не видел… Он пришел на остановку, автобус подъехал… Он в автобус садится, а ты дрожишь, не дышишь… Оглядывался он хоть, искал тебя глазами, Рыба? Или… нет?

Рыба кусала губы.

— Слезок-то много, а, Рыба, пролила? — хохотала Бикулина. Странный приступ веселья на нее напал.

Рыба встала.

— Рыбка моя, я же шучу! Откуда я знаю, как было? А ты уж обиделась… — нежно прижалась к Рыбе Бикулина, в глаза заглянула, спросила участливо, как мать: — Отгадала я, да?

Рыба кивнула. Слезы уже блестели у нее в глазах, но пушистые ресницы не позволяли им скатиться. Совсем как маленькая девочка кивнула Рыба, когда мамочка отгадывает причину обиды.

— Ну, не плачь, не плачь, Рыбка, — обняла подругу Бикулина, — не стоит тот дурачок твоих слез… Невелика птица… Ты всемирной художницей станешь, этот дурачок всем хвалиться будет, что когда-то тебя целовал… А ты плачешь?..

«Боже мой! — подумала Маша. — Неужели она утешает ее искренне? Неужели не последует никакого обмана? Боже мой, как изменилась Бикулина!»