Качели времени. Мама!

Иначе как объяснить, что я одновременно ударил мужчину головой в подбородок и ногой в пах? От неожиданности он пошатнулся, выпустил меня и упал на колени. Я на автомате врезал ему еще и по кадыку, отбежал подальше. Да, моя сестра лучше усвоила уроки деда, но оказывается, в стрессовых ситуациях мое тело тоже может вспомнить, чему научил нас Антей.

Но это открытие радости не принесло. Напротив, меня била крупная дрожь, ведь я сделал то, чему противится вся моя природа! Одно дело — колотить Евгешу, которой особо и не ощутил моих потуг, а совсем другое — причинить настоящую боль человеку! Впрочем, тут я вспомнил, кто этот человек и постарался собраться. Если буду сейчас сокрушаться, он меня убьет. Придется оставить жалость в стороне, ведь мне теперь предстоит сражаться за собственную жизнь!

Томас и правда уже вполне оклемался от моего внезапного нападения. Возможно, это было не столько больно, сколько неожиданно. И сейчас он готовился к новой атаке, а я спешно соображал, как мне ее отразить. Поблизости, как назло, ни камня, ни палки. Что же делать? Впрочем, мужчина кинулся на меня, и вопрос остался без ответа.

Я вскрикнул и инстинктивно выставил руки вперед. К моему удивлению, атака не состоялась — вместо этого Тома сильно откинуло от меня прямо в озеро. Телекинез! После того как я несколько дней назад впервые отбросил от себя негодяя, мне больше не довелось пользоваться этой силой, хотя поначалу я пытался. Но, вероятно, активный дар, в отличие от пассивного, проявляется лишь при сильнейшем эмоциональном напряжении. Что-то такое я читал в книгах Даниила.

Но не время сейчас вспоминать прочитанное. От души пожелав Томасу захлебнуться и тут же устыдившись такого желания, я не стал проверять, сбылось ли оно, а просто дал деру. Одновременно с этим я заблокировал мысли, чтобы он, если всплывет, меня не нашел, и понесся прочь от своего тайного места.

Но куда же я бегу? Одно понятно — подальше от Тома, который точно отправит меня на тот свет раньше, чем закончится этот. Хотя, судя по всему, конец света в ближайшие минуты нам не грозил. Небо было таким же чистым, ясным и голубым, а солнце стояло на своем привычном месте и не торопилось увеличиваться в размерах. Жарко же мне стало от того, что я слишком быстро бежал. Наверное, Женя еще не показал маме будущее. Почему он медлит? Ведь ждать — хуже всего!

Я едва было не повернул домой, чтобы узнать, в чем заминка, но тут же передумал. Во-первых, мне стыдно и страшно там появляться. Во-вторых, попросту опасно. Ведь Томас может рвануть туда следом за мной, и причинить боль кому-то из членов моей семьи. Да, там двое взрослых мужчин, и мама тоже вполне может огреть его чем-нибудь тяжелым. Но все-таки лучше не рисковать и не подставлять своих. Я их и так уже подставил.

Я снова позволил ногам идти куда угодно, и они в итоге привели меня на конюшню. Там я прошел в последнее стойло, опустился на сено, закрыл глаза и вдохнул такой родной и любимый запах. Здесь раньше работала мама, а я всегда был рядом с ней. С той поры аромат сена и запах конюшни ассоциируется со счастьем.

Кажется, что сейчас я открою глаза — и мне снова пять, а рядом мама. Она осматривает лошадей или расчесывает их. А иногда и мне доверяет это делать. Никогда не забуду, каково это — поить из бутылочки маленького жеребенка. Он уже выше меня, но младше, о нем надо заботиться. А взрослая лошадь, его мама, следит за нами. И поняв, что я не причиню ему вреда, улыбается глазами. Потом берет бархатными губами угощение с моей ладони, немного щекоча ее.

Я же, задыхаясь от восторга, утыкаюсь носом в мамину юбку. В конюшне приятно пахнет горячим деревом, а на досках, нагретых солнцем, выступила смола. От мамы пахнет так знакомо и любимо. Я, маленький, не знаю еще этого мира. Но одно я знаю точно: мама будет всегда. И я буду любить ее всегда. Потому что иначе не бывает. Потому что без этого и мира не будет! Ведь что такое этот самый мир? Это счастье ребенка, которого любят родители. У которого есть родители. Который любит их.

Я смахнул слезы, свернулся клубочком на сене. Теперь оно не такое мягкое, каким казалось мне в детстве. Колкое, жесткое, не такое. Впрочем, мир тоже теперь не такой. Все не то и все чужое для меня, как чужда и мысль, что мамы не станет. Мысль, которую пришлось принять.

Глава тридцать седьмая. Мама?

Через некоторое время я глянул на арновуд и глазам своим не поверил. Мы прилетели домой в два, а сейчас было уже четыре. Что же случилось, почему мир продолжает существовать? Я, конечно же не хочу, чтобы он вдруг передумал, но по всем подсчетам самое страшное уже должно было случиться. Может, мама с папой не поверили Евгению и выгнали его? Но тогда они наверняка должны попытаться меня найти. Проще всего это было сделать, позвонив мне, но вызовов не поступало. Что же произошло?