Качели времени. Мама!

Тут я похолодел. Может, Томас привел угрозу в исполнение и сам устранил все возможные причины конца света в виде моей семьи? Надо было идти домой, однако я словно окаменел и не мог даже с места сдвинуться. Хотя нет, ну конечно же нет. Если бы он это сделал, вряд ли бы жаждал еще и моей крови. Тем более папа и Женя уж точно скрутили бы негодяя в два счета.

Да, он бы к ним не сунулся. А может, мне попробовать увидеть ближайшее будущее? Вдруг оно, это самое будущее, еще есть? Я глубоко вдохнул, закрыл глаза, крепко зажмурился даже. И попытался заставить явиться видение грядущего. Однако у меня ничего не вышло. Не страшно, я попробую еще.

Но чем больше я предпринимал попыток, тем меньше у меня оставалось энтузиазма. С чего я вообще взял, что смогу увидеть будущее без камня? Да, раньше у меня это несколько раз получалось, но спонтанно, а по заказу видения вызывать я так и не научился. Только с камнем это получалось, и то не каждый раз. Так что вряд ли я сейчас что-то увижу.

Может, вообще Томас меня обманул и нет у меня дара предвидения! Или же он сам верит в то, что он есть у меня и у него, а на самом деле это чья-то злая шутка. Кто-то свел с ума его, а он пытался сделать сумасшедшим меня. И только случайно ничего не получилось. Ведь я и правда не мог управиться со своим даром, а если бы он был — я бы им уже хоть как-то управлял. Наверное и телекинез — это тоже проделки камня, будь он неладен.

Вдруг меня бросило в жар. Мысли о том, что все сказанное Томом неправда, и мама не больна, уже не раз приходили мне в голову. Как и о том, что ее жизнь не будет расплатой за жизни всех, кто существует, а потому ее можно вылечить, она может жить дальше. И если это и правда так — получается, я совершил самое страшное, что только может совершить человек. Я предал маму. Я от нее отказался.

Уши горели от стыда и боли, глаза наполнились слезами. Какой же я малодушный и трусливый! Я должен был до последнего верить, я должен был за нее бороться, чем бы мне это ни грозило. А я потрепыхался немного, испугался и сдался. Как теперь мне смотреть маме в глаза, как мне вообще жить дальше с пониманием того, что я не стал сражаться за ту, кто мне дороже всех на свете?

Сердце сжалось от боли, я разревелся, как маленький ребенок, и вдруг почувствовал руку на щеке. Мамину руку — ее я узнаю из тысячи. Поднял взгляд и увидел ее глаза, светившиеся такой любовью и добротой, что мне тут же стало в миллиард раз хуже, чем было только что.

— Мама…

Я тут же рассказал ей все-все-все. Про Томаса, про мои видения, про то, что я отказался от нее. Пусть она знает, а ее укоряющий взгляд и разочарование во мне с последующим отдалением и презрением станут для меня наказанием. Я ведь еще не то заслужил.

Мама выслушала меня не перебивая, от начала и до конца. Но удивительно — никак не переменилась по отношению ко мне. Я закончил и глянул на нее.

— Знаю, что я худший из сыновей. Я пойму, если ты не захочешь больше знать меня, и…

— Бедный мой маленький. Сколько же ужаса пришлось пережить тебе. А я ничего не замечала. Прости меня, малыш.

С этими словами мама обняла меня, а я удивленно на нее посмотрел. Она без слов поняла мое изумление.

— Я ни в коем случае не сержусь на тебя, Оксинт. Удивительно: ты такой маленький у меня, но твое сердечко вмещает столько любви! Ты не сделал ничего плохого, милый, ты на такое просто не способен.

— Я отказался от тебя, я предал.

— Нет. Ты всем сердцем желаешь, чтобы я жила. Но ты не хочешь зла и всем остальным. Ты любишь папу и сестру с братом, ты хочешь, чтобы и они были живы. Знаешь, мой хороший, когда ты родился, я испугалась. Испугалась, что не смогу сделать тебя счастливым. И того, что сделаю что-то не так, и тебе будет трудно в этом мире. Но теперь понимаю, что твое большое, одновременно ранимое и такое сильное сердце, станет тебе настоящей защитой. Что рядом с тобой всегда будут те, кто любит тебя. И кого любишь ты.

— Но я не хочу, чтобы рядом со мной не было тебя.

— Это, увы, естественный ход вещей, мой дорогой. Но я еще долго буду рядом. И самое главное, чего я боялась, когда видела тебя, Александру и Антея впервые — что мне придется уйти рано, что я не побуду с вами подольше. Ведь вы мои самые любимые, с вами мне было бы тяжелее всего расставаться. И знать, что вы остаетесь одни. Наверное, поэтому так устроено, что у ребенка два родителя — чтобы оставшийся поддерживал дитя и сам жил ради него после того, как не стало его половинки. Наверное, поэтому и природа дала нам возможность дарить жизнь не одному, а нескольким детям. Чтобы не так одиноко вам было в этом мире, когда мы уйдем. Но не бойся этого. Теперь мы будем вместе еще очень долго.

— Правда?

— Да, мой хороший.

Я улыбнулся и прижался к маме. Но тут же снова встревожился.

— Надо остерегаться Томаса. Он может…

— С ним теперь тоже все в порядке. — улыбнулась мама. — Ему тоже было страшно, он, как и ты, запутался. Но теперь у него все будет хорошо. Он и сам очень хороший человек, просто ему не повезло наткнуться на этот камень.