Качество жизни

Мне бы встать и уйти, но я почему-то начинаю злиться. Пусть Костик распоряжается и решает, на то он и начальник.

Костик не хочет остаться один, говорит Щирому, что я его правая рука.

- И левое полушарие? - спрашивает Щирый. - Ладно, будем говорить.

Моя злость дает результат: меня вышибает в очередной раз. Я слышу голос Щирого, но перестаю его понимать.

Думаю: сейчас пройдет, не надо волноваться.

Не проходит. Я понимаю только одно: Щирый что-то предлагает. Я вижу, что Костика предложение очень заинтересовало, но он интереса старается не обнаруживать.

Щирый заканчивает. Костик делает паузу. Его дело более ответственное: обдумать. Мое дело маленькое: говорить.

- Да, - говорю я, пробуя голос. И слышу его странно - гулко и чуждо, будто из собственной утробы. Неважно, главное - говорю!

- Да, - говорю я. - Это все очень интересно.

- Не то слово! - восклицает Костик.

Я удивляюсь: что за чушь? Щирого не понимаю, а Костика понимаю? Но тут же соображаю: слов Костика я тоже не разобрал, всего лишь догадался.

- Некоторые детали, конечно, требуют доработки, - говорю я.

Щирый отвечает. В том смысле, наверно, что детали его сейчас не интересуют, важнее обсудить вещи принципиальные.

- Согласен, - произношу я безошибочное слово.

Щирый опять говорит. Слегка сердится: дело очевидное, ясное, чего тут толковать? И выкладывает на стол бумаги.

Костик берет их, читает, передает мне.

Я вижу буквы и слова, но не улавливаю смысла.

Костик начинает говорить сам. Это редкость. Видимо, дело очень серьезное. Говорит он медленно, спотыкаясь, посматривая на меня. Я не могу его выручить, я не знаю, о чем речь. Я только вдруг каким-то чутьем догадываюсь: нам предлагают нечто особенное и, возможно, не стопроцентно законное. Мне известно это выражение лица Костика, когда светит большая выгода, сопряженная, однако, с некоторым риском. Он не любит риска, но любит выгоду.

- Как ты думаешь? - спрашивает он меня, закончив свою речь (я догадываюсь о смысле вопроса).

Отвечаю осторожно:

- Надо бы все взвесить.

Щирый, с трудом усмиряя голос (дело все-таки келейное), изумляется, негодует и, кажется, грозит пойти в другое место с этим предложением. Костик пугается, поднимает руки, смотрит на меня почти умоляюще.

- Да нет, - говорю я. - В принципе, думаю, стоит согласиться. Но некоторые пункты все-таки оговорить отдельно.

Щирый хлопает ладонью по бумагам: о чем речь, тут основное, а некоторые пункты - всегда пожалуйста, в любое время!

Костик ставит свою подпись.

И я ставлю свою подпись. Так Щирый захотел. Я глянул на Костика, он кивнул: подписывай, это бумажка особая, на ней - можно.

Так я превращаюсь из человека, который в курсе, в человека, который ставит подпись. Большая разница.

Приступ кончился неожиданно, как и начался: прощаясь, Щирый начал рассказывать анекдот. Я понял охальную фразу, которой он венчался, а потом и все остальное: Щирый рассказал еще три или четыре анекдота.

- Дай-ка еще раз посмотреть, - сказал я Костику, когда мы проводили Щирого.

- Обойдешься, - сказал он, засовывая бумаги в сейф. - Некоторые документы лучше сразу забыть. Но помнить! - поднял он палец.

И поэтому я о содержании этих бумаг узнал гораздо позже.

10

Вечером я позвал друга Мокшина, чтобы напиться с ним и рассказать о том, что со мной происходит. Но, пока собирался, он вдруг сам пустился в излияния:

- Хочешь, скажу тебе всю правду? Никому не говорил, учти. Почему я ушел из спортивной ходьбы? Почему не женат? Почему только на север летом уезжаю, каждое лето, ты заметил?

- Заметил.

- Рассказать?

- Расскажи.

- У меня аллергия на собственный пот.

- Это бывает?

- Бывает. Мама за мое здоровье боялась. Форточки наглухо закрывала и постоянно лоб щупала. Не вспотел ли. Больше всего этого боялась. Я злился. Не понимал, что материнское сердце чуяло, откуда мне беды ждать. А с подросткового возраста сыпь замучила. Под мышками, в паху, а иногда везде. В аллергологический центр возили, исследовали. Долго ничего не могли понять. Я уже вырос, ходьбой начал заниматься, сначала ничего не было, организм, наверно, перестраивался. А потом опять началось. Опять всякие центры, клиники. А один старичок, простой терапевт, никакими анализами не интересовался, только поспрашивал. И посоветовал: попробуй не потеть. Так оно и выяснилось.

- То есть стоит тебе...

- Вот именно! Стоит вспотеть - сыпь. Ну, если не очень обильно, то еще ничего. А если настоящий пот - все, сыпь. Ты пей.

- Сам пей. Вечно отлыниваешь. Вспотеть боишься? Значит - и Прибалтика, и все остальное...

- В Прибалтике прохладно. А работа у меня теперь такая, что потеть не приходится. Машина с кондиционером. Квартиры показываю только с лифтом, никаких пятиэтажек!

- А при чем женитьба?

- Семья - это неизбежный пот. Дети, хозяйство. Гвоздь забить - вот и пот.

- Ясно. А с женщинами?

- Там пота нет. Я нежен и медлителен. За это и обожают.

- Да...

- Что да? Ты хотел своими симптомами похвастаться, а у меня, как понимаешь, вся жизнь - симптом.

- От этого не умирают.

- Неизвестно. Я себя все чаще плохо чувствую. Ладно, хватит о грустном.