Кадамбари

Часть этого необозримого леса зовется Дандакой, и здесь находилась обитель великого мудреца Агастьи{69}, того, кто по просьбе царя богов Индры выпил всю воду из океана; чьего приказа не посмели ослушаться горы Виндхья, когда, завидуя горе Меру, они пренебрегли волей богов и протянули в небо тысячу своих вершин, пытаясь преградить путь колеснице солнца; кто съел живьем данаву Ватапи; с чьих ног зубцами своих корон, будто метелками, сметают пыль боги и асуры; кто вознесся на небо и украшает собою, будто тилакой, южное чело небосклона; кому достаточно было произнесть только слог «фу», чтобы могучий Нахуша был низвергнут из мира богов на землю. Обитель Агастьи, прославленную во всем мире, подобно обители благого Дхармы, окружали деревья, вокруг которых жена мудреца Лопамудра собственноручно прорыла канавки и поливала их оттуда водою, взращивая, как собственных детей. Украшением обители был сын Агастьи по имени Дридхадасью, прозванный отцом Дровоношей за то, что он всегда готовил хворост для жертвенного костра, и кто, приняв подвижнический обет, начертав золою на лбу узор из трех линий{70}, облачившись в платье из травы куши, подпоясавшись вервием и взяв в руку посох из дерева палаши, странствовал от хижины к хижине с лиственной чашей и просил подаяния. Посреди обители, даруя ей тень, росли банановые деревья, зеленые, как оперенье попугая, а вдоль ее границ струила быстрые воды река Годавари, как бы придя сюда вслед за своим супругом океаном, выпитым Агастьей.

Неподалеку от обители, в одном из уголков леса, зовущемся Панчавати, жил некогда Рама{71}, который, повинуясь воле отца, отказался от царства, а затем положил конец лживому блеску славы Раваны; жил счастливо вместе с Ситой в красивой лиственной хижине, сложенной Лакшманой, и услужал великому Агастье. И хотя Панчавати давно уже опустел, деревья, на которых застыли в неподвижности стаи голубей, кажутся все еще застланными клочьями дыма от жертвенного костра Рамы, а ветви лиан светятся розовым блеском, словно бы почерпнув его из ладоней Ситы, когда-то срывавшей с них цветы для жертвоприношения. Здесь воды океана, которые выпил, а потом изверг из себя Агастья, словно бы распались на несколько окрестных озер. Здесь лес сияет красным убором свежей листвы, как если бы деревья пропитались кровью бесчисленных воинов Раваны{72}, сраженных ливнем стрел могучего сына Дашаратхи. Здесь старым ланям со стертыми от возраста рогами, которых некогда вскормила Сита, в глухом рокоте туч, напоенных дождевой водою, все еще слышится полнящий пространство трех миров звон лука божественного Рамы, и они прекращают жевать траву и печально рыскают грустными, влажными от слез глазами по всем сторонам света, ставшим для них теперь пустыми. Здесь в давние времена золотая антилопа{73}, словно бы подученная своими сородичами, убитыми на охоте Рамой, увела его далеко от дома и обрекла на разлуку с Ситой. Здесь Рама и Лакшмана, печалясь из-за утраты Ситы, хотя она и предвещала гибель Дашагривы, попались в руки демона Кабандхи, словно луна и солнце в пасть Раху{74}, и этим повергли в смятение все три мира. Здесь, срезанная стрелой сына Дашаратхи, пала на землю огромная рука демона Йоджанабаху{75}, и напуганные отшельники чуть не приняли ее за туловище змея Нахуши, приползшего умилостивить Агастью. Здесь и сегодня лесные жители любуются обликом Ситы, который, дабы утешиться, нарисовал в своей хижине Рама, и им кажется, что она вновь восстает из земли{76}, стремясь повидать обитель, где когда-то жила вместе с супругом.