Каддафи. Хроника убийства

Важной составной частью джамахирийской системы стала сеть революционных комитетов. Основанное в 1978 г. и состоявшее в основном из молодежи, разделившей идеологию Каддафи, движение революционных комитетов обеспечивало лидера необходимыми кадрами. Первоначально революционным комитетам отводилась пропагандистская и просветительская роль, но постепенно они стали выполнять функцию органов принуждения и безопасности. В 1979 г. эти комитеты были наделены полномочиями по наблюдению за выборами в местные народные собрания, отбору кандидатов на работу в народных комитетах и отправлению «революционного правосудия». Действовавшие в областях и муниципалитетах, на предприятиях, в учебных заведениях и в вооруженных силах, революционные комитеты к началу 80-х годов стали для Каддафи основным средством поддержки режима и борьбы с внутренней оппозицией.

Со времени образования первого революционного комитета эта «молодая поросль эпохи масс» превратилась в элиту Джамахирии, потеснив во многом «старую гвардию» революции, а по существу пополнив ряды «новой» буржуазии. Ливия стала называться «великой», о гражданском’ обществе почти не упоминалось, население стало «военизироваться» и противопоставляться армии, цитаты из «Зеленой книги» повсеместно вытеснили суры из Корана.

В этой обстановке ливийский лидер сумел определить «правую опасность» для режима и не без влияния ревкомов принял ряд радикальных мер, приведших в 1981 г. к запрещению частного сектора.

Борьба с представителями национального частного капитала вылилась, однако, не в борьбу сторонников капиталистического и некапиталистического путей развития, а в борьбу между собой «новых» кланов за перераспределение высших этажей власти. Радикалы из ревкомов, как наиболее воинственные представители мелкобуржуазных слоев, претендовавшие на безраздельное руководство, увидели в быстро «созревшей» крупно-буржуазной элите своих конкурентов. Не хотели уступать своих позиций и вожди племен, представители которых составляли революционное руководство.

«Вожди племени Каддафи, которые наблюдали, как ревкомы расправлялись с купцами и со старшими армейскими офицерами, — подметили Д. Бланди и Э. Лайсетт, — начали опасаться за свои собственные позиции и привилегии… Они почувствовали, что «средние» ливийцы возлагали на них ответственность за политическую линию режима Каддафи как на наиболее явных бенефициариев» [7]. Элита из племени Каддафи увидела в ревкомах силу, опиравшуюся на гораздо более обширную кланово-племенную основу, чем другие центры власти, и, естественно, забеспокоилась, решила нанести «предупредительный удар» прежде всего против возможной консолидации оппозиционных элементов внутри ведущего племени. Жертвой такой оценки стал, в частности, выдвинутый в верхние эшелоны власти полковник Х. Ишкал, «сильная личность», замахнувшаяся на место Каддафи. В ноябре 1985 г. он погиб при невыясненных обстоятельствах (врач нашел в его теле шесть пуль), но был похоронен как национальный герой.

Достигнув апогея власти, Каддафи начал трансформировать свой «субъективный социализм» сначала в сторону радикального обобществления средств производства с перспективой «антикапиталистического» развития, как это наблюдалось в годы «нефтяного бума», затем вспять — в концепцию многоукладности, восстановившую капиталистическую собственность в условиях тупиковой ситуации, сложившейся после «нефтяного бума» к 1987 г.

Такая амплитуда идейных колебаний была связана с тем, что «ливийское государство выступало как капиталистическое в рамках международного разделения труда, но как некапиталистическое с точки зрения социально-экономического развития», как подметил Дж. Бирман [8]. Она свидетельствовала, на наш взгляд, не столько о понимании ливийским руководством разрыва между теорией и практикой, сколько о его повышенном внимании к складывавшейся в стране политической и социально-экономической конъюнктуре, которую оно весьма оперативно и прагматично учитывало. Это дало основание ожидать еще более радикальной трансформации каддафиевской теории «естественного социализма» теперь уже в пользу отрицаемого им капиталистического пути развития, с которого ливийское руководство сходило больше в теории, чем на практике, заботясь о главном — о сохранении своей власти.