Кадетство. Выбор

На следующий день Илья проснулся раньше обычного от противного чувства тревоги, причину которой объяснить не мог.

Глава шестая.

1.

Не успели побывавшие в увольнении кадеты вернуться в расположение взвода, как слух о субботней проверке мигом облетел всех и стал основным предметом разговора. Суворовец Петрович (с такой фамилией и прозвища не надо) растерянно открыл сумку. На кровать посыпались апельсины, конфеты, выпал пакет с домашними пирожками и еще что-то упакованное в фольгу, по силуэту напоминающее курицу.

— И что же теперь со всем этим делать? — Петрович развел руками.

Ребята переглянулись: у каждого в сумке имелся примерно такой же, заботливо упакованный запас.

Макс после того, как казарма вновь наполнилась галдежом (по которому он, к собственному удивлению, успел соскучиться), вдруг неожиданно почувствовал прилив хорошего настроения и быстро среагировал:

— Как что делать? Активно есть. Вон и Печка поможет.

Перепечко, которого суворовцы по-прежнему сторонились, насупился.

Краска ровно залила его необъятные щеки.

Остальные примолкли и только украдкой посматривали друг на друга. И тут Синицын, взяв стул, выставил его посредине казармы и громко произнес:

— А ведь Макар дело говорит. Ну-ка, счастливчики, раскошеливайтесь на хавчик. Печка, чего ты стоишь? — обернулся он к Перепечко. Тот радостно встрепенулся, — Помоги Сухому продукты выложить. Его, судя по всему, на фронт собирали.

Суворовцы расслабились и с шумом бросились устраивать стол.

Довольный Макс незаметно вышел из казармы, пробормотав под нос:

— И был у них пир на весь мир…

Уже на следующее утро кадеты убедились, что поступили накануне крайне предусмотрительно. Едва они умылись, как раздался крик дневального:

— Третий взвод, строиться!

Майор Василюк, серьезный, даже почти суровый, обстоятельно рассматривал ребят. Те смутно догадывались о причине столь пристального к ним внимания командира, но каждый, на всякий случай, припоминал, не совершил ли он за последнее врем чего-нибудь предосудительного.

— Мальчики, — начал Василюк торжественно, — Я вижу, вы так и не поняли до сих пор, что школа осталась позади, — он повысил голос: — Вы находитесь в Суворовском училище! И здесь всё, я подчеркиваю, всё происходит только по команде офицера и в соответствии с Уставом.

Слово командира, прапорщика, преподавателя — закон.

«Как на параде, — следя за майором, думал Макс, — Кричали мальчики «ура» и в воздух кепочки бросали».

Василюк тем временем продолжал:

— Особое ваше внимание я хочу обратить на внешний вид суворовца и состояние его прикроватной тумбочки.

Макс успел уловить ритмику речи командира и ни капельки не удивился, когда тот произнес следующие слова на подъеме:

— За неопрятность или наличие в тумбочках посторонних вещей вас будут наказывать. И наказывать строго. Понятно? — Василюк по очереди оглядел каждого. Удостоверился, что кадеты почти не дышат, — Теперь об увольнительных, — резко сменил он тему… — … На прошлой неделе часть суворовцев первого курса была лишена увольнительных в город. И больше всего — из нашего третьего взвода! Это при том, что все вы знаете, насколько велика опасность вылететь из училища, — Василюк оставил торжественный тон, — Перебор в двадцать человек — шутка сказать! — он поднял правую руку, как будто собирался отдать честь, и снова опустил ее, — Я не хочу, чтобы в списке на отчисление были мои суворовцы.

— Хм, а я бы в него записался, — очень тихо пробормотал Макс, но майор услышал.

— Суворовец Макаров только что вызвался убирать туалеты — И продолжил, словно ничего и не произошло: — Одним словом, чтобы в следующую субботу увольнительные получили все. Ясно?

Кадеты поспешно закивали. Василюк прищурился, кашлянул в кулак и приказал строиться на зарядку.

2.

И началась очередная учебная неделя. Неделя, от которой Макс не ожидал ничего нового. Завтра будет так же, как вчера, другими словами. Сценарий написан, роли распределены. Действие открывают вопли дежурного, а под занавес звучит команда «отбой». И так три года! Кошмар. Хоть зарубки на кровати делай. Лучше бы родители отправили его в исправительную колонию. Может, хоть слесарничать бы научился. А что? Слесарь первого разряда Максим Макаров. Звучит, а?

Папочку точно удар хватил бы.

Хорошо, пацаны не все полные уроды оказались. У некоторых даже намек на чувство юмора есть. Только им по этой части с Философом не сравниться. Как загонит на спортплощадку, так обхохочешься. Да и командир от него не отстает. Вон, зачем-то вице-сержантом Макса сделал. По системе Макаренко, наверное, воспитывает. Символично, по крайней мере: Макаров, воспитанный по системе Макаренко.

«Да уж, — думал Макс, — Определенно бы лучше — в колонию».

Однако вскоре произошло событие, которое резко изменило его настроение.

Макс хорошо запомнил тот самый урок, когда впервые появилась Полина.

По расписанию у них был новый предмет — этика и эстетика. Отвешивая реверансы, кадеты толпились у входа, пропуская друг друга вперед.

— Только после вас, господин Трофимов, — согнувшись в три погибели и подобострастно улыбаясь, умолял Сухомлин.