Кадетство. Выбор

— Нитки с иголкой взял? — прошептал за стенкой Синицын.

Андрей утвердительно промычал. Сейчас главное — не попасться дежурному офицеру на глаза. Выбравшись из туалета, друзья на цыпочках пошли в казарму, где спал четвертый взвод. В коридоре было пусто, но мальчики постоянно озирались и на всякий случай держались ближе к стене. Около дверей они замерли. Внутри все было тихо. Андрея так и подмывало обменяться с Ильей впечатлениями, но он благоразумно промолчал.

Синицын знаком показал, что идет на разведку. Андрей кивнул.

Стараясь не дышать, Илья в четыре приема открыл дверь и осторожно просунул внутрь голову. Быстро убедившись, что дежурный спит, он вынырнул обратно и так же знаками дал Левакову понять, что идет один. Андрей было хотел возразить, но быстро понял, что Илья прав, и снова кивнул.

Синицын по-кошачьи нырнул в приоткрытую дверь и замер. Кругом по-прежнему было тихо. Четвертый взвод сладко спал, не подозревая о диверсии. Не рискнув передвигаться в полный рост, Илья пригнулся и принялся выискивать среди спящих Сырникова. Его кровать оказалась пятой от двери. Сырников мирно посапывал, засунув руку под подушку.

Стянув форму с его стула, Синицын все так же тихо покинул казарму.

Увидев друга, Андрей просиял, но тот быстро приложил палец к губам, и они снова на цыпочках помчались обратно в туалет.

Запершись в кабинках, ребята, сосредоточенно пыхтя, зашивали петельки для пуговиц, рукава и штанины формы Сырникова. Они уже практически закончили, когда в туалет кто-то вошел. Ребята замерли, молясь, чтобы неизвестный не стал ломиться в их кабинки. И главное, чтобы он не оказался дежурным офицером.

Но некто выбрал первую кабинку, ту, что ближе к выходу. Когда он вышел, ребята об-легченно выдохнули.

Для верности выждав еще какое-то время, мальчики спокойно вернули форму на место и незамеченными пробрались в свою казарму.

Обсудить ночную вылазку друзья смогли только в середине дня, когда остались вдвоем на перемене.

— Ты слышал? — начал Андрей. — Говорят, сегодня четвертый взвод выполнил трехне-дельную норму на перекладине. — Леваков быстро огляделся и продолжил: — Трофим рассказывал, у них из-за Сырникова Ротмистров такой вой поднял, что даже невиновные готовы были признаться, только бы он замолчал. — Андрей почесал затылок. — Нехорошо, что остальным ребятам досталось. Может, стоило пойти им все рассказать?

— А смысл? — пожал плечами Илья. — Раньше надо было думать. Ты что, хочешь, чтобы еще и наши сегодня рекорды на спортплощадке били? В следующий раз будем умнее.

— Синицын, — раздался позади знакомый голос прапорщика.

Илья мельком глянул на Андрея и обернулся. Первая мысль, посетившая обоих, была, что их все-таки вычислили. Но тогда почему Философ зовет одного Илью?

— Суворовец Синицын, — вытянулся Илья.

Андрей буквально дышал ему в затылок, готовый в любую минуту встать рядом.

Но прапорщик не обращал на последнего никакого внимания.

— Синицын, бегом в медсанчасть. Тебя доктор ищет.

Илья опешил. Это еще с какой стати?

5 Доктор Мурашко казался ожившей карикатурой на всех докторов вместе взятых: нелепый такой человечек, в очках и с бородкой. Он вечно что-нибудь терял, но в то же время почти ничто не ускользало от его внимания. За эту двуликость суворовцы не очень жаловали врача и не упускали случая над ним подшутить. Шутили над майором Мурашко с особым удовольствием еще и потому, что он был напрочь лишен чувства юмора. Старшекурсники, потирая руки, вспоминали, как пару лет назад на медосмотре кто-то из кадетов приклеил скотчем на халат доктора генеральские погоны. И прежде чем Мурашко это обнаружил, в санчасть зашел начальник училища Матвеев. Матвеев, мужик что надо, шутку оценил и сердечно поздравил врача с досрочным присвоением генеральского звания. Однако сам Мурашко раскраснелся и затаил обиду. Говорили, что он долго потом пытался вычислить виновного и особенно злился, когда слышал, что его называют Генералом — Прозвище, которое так за ним и закрепилось. Когда Илья пришел в медсанчасть, Мурашко пил чай. Он шумно отхлебывал из чашки и тут же вонзал зубы в пирожное, которое держал двумя пальцами, оттопырив локоть, чтобы не обсыпать крошками халат. Прервав из-за Ильи столь, видимо, приятное для него занятие, доктор засунул в рот все пирожное целиком, потер ладони, стряхивая остатки, и, сгорбившись, прошел к столу. Порывшись в бумагах, Мурашко быстро нашел то, что искал, и, не отрывая глаз от записей, присел.

— Суворовец Синицын? — зачем-то уточнил он.

Товарищ майор, суворовец Синицын… — начал было докладывать по форме Илья, но доктор прервал его неожиданным вопросом:

— Ты, Синицык, нос когда-нибудь ломал?

Илья непонимающе на него уставился и переспросил:

— Нос?..

— Ну да, нос. В школе или в садике, например? — Тут Мурашко перевернул личную кар точку Ильи так, чтобы тот мог прочесть. — У тебя искривление носовой перегородки.

Мельком глянув на записи, Илья вспомнил:

— Кажется, когда мне лет пять было, я с качелей упал. У меня еще синяк тогда долго не проходил.