Андрей подошел к своей койке, разделся и нырнул в постель. Кадеты, дождавшись, когда Кантемиров уйдет, вопросительно посмотрели на Левакова. Но тот демонстративно накрыл голову одеялом.
— Видимо, цыганочка с выходом, — прошептал, откидываясь назад, Сухомлин.
— Точнее, с вещами, — отозвался Петрович.
Макс резко сел на кровати и громко сказал:
— Так, все умолкли. Была команда «отбой».
Кадеты притихли, и только Сухомлин тихо, чтобы его слышал только сосед, лежавший с другой стороны тумбочки, пробубнил:
— Смотри-ка ты, начальство!
3.
О том, что Левакова не выгоняют, Макс узнал первым. Причем лично от майора Василюка. После разговора с Андреем тот вызвал Макарова к себе в кабинет.
Не понимая, в чем на этот раз провинился, Макс предстал перед командиром и почти сразу почувствовал себя нашкодившим мальчишкой.
Василюк был очень зол и злость свою направил против Макса.
— Вице-сержант Макаров, я просто поражаюсь твоему пофигизму! Ночь на дворе, товарищ не вернулся в расположение, а они и в ус не дуют.
Макс развел руками:
— А что мы? Наверное, товарищ майор, усы еще не выросли.
— Поерничай мне еще! — взорвался Василюк, — Хороши товарищи! Вы должны были хотя бы поинтересоваться, куда направляется и что собирается делать ваш однокурсник. А тем более ты, как вице-сержант взвода.
Макс едва заметно скривился:
— Я в вице-сержанты не напрашивался. И вообще, что я нянька Левакову, что ли?
Василюк ударил кулаком по столу.
— Прикажут, и нянькой будешь, и сопли ему станешь вытирать!
Макс промолчал, пытаясь угадать, к чему вообще командир затеял весь этот разговор.
— В общем так, Макаров, — сказал Василюк уже тише, но все еще заметно нервничая, — Детский сад кончился. Запомни, ты отвечаешь за курсантов своего взвода, и будь любезен выполнять свои обязанности. Иначе ты у меня к третьему курсу получишь диплом лучшего полотера училища, — и уже совсем мирно добавил: — Надо, Макаров, учиться думать не только о себе. А вдруг бы с Леваковым что-нибудь случилось? Мы бы, между прочим, даже не знали, где его искать. Концерт у него, видите ли, был в интернате, транспорт у него, видите ли, плохо ходит. Эх! — не исключено, что Василюк хотел выругаться, но вместо этого только в сердцах махнул рукой, — Тебе все понятно, Макаров? Тогда иди.
Но Макс ушел не сразу.
— Товарищ майор, разрешите обратиться?
— Что еще?
Макс замялся:
— А Левакову… что ему будет за опоздание?
Василюк пристально посмотрел на него.
— Суворовец Леваков будет наказан.
«Намек понял», — улыбнулся про себя Макс и вышел. Ему нужно было срочно найти Перепечко.
4.
Максим до последнего не посвящал Степу в свой план. Он сомневался, стоит ли вообще привлекать кого бы то ни было постороннего, но в конце концов решил, что в одиночку ему не справиться. Дело в том, что Макс решил во что бы то ни стало раздобыть домашний адрес Полины Ольховской. Остальное, по его замыслу, было просто: во время увольнения он придет к Полине домой и там, как он надеялся, поговорит с ней не как с педагогом, а просто как с девушкой.
На последнем уроке Полина завела речь о танцах. Дело было как раз после дискотеки, и преподавательница решила, что самое время начать просвещать суворовцев на сей счет.
— Я хочу, — начала она издалека, — чтобы вы поняли: танцы — это искусство, которое, к сожалению, имеет мало отношения к тому, что большинство из вас под этим подразумевает.
— А что мы подразумеваем? — спросил с места Перепечко.
Неожиданно Полина наклонилась и под общий смех затрясла головой, повторяя: «Бум, бум, бум». Потом она выпрямилась, раскрасневшись, поправила прическу и продолжила:
— Нет, я, безусловно, по-своему уважаю современные дискотечные веяния, но все-таки настаиваю, чтобы вы не забывали и о старой доброй школе. Для вас, надеюсь, не секрет, что ваши далекие предшественники — кадеты восемнадцатого и девятнадцатого веков практически в совершенстве владели этим искусством, и любая девушка почла бы за честь танцевать с ними.
Сухомлин пробормотал:
— Ну да, и где они теперь?
Полина обернулась на голос.
— Теперь, суворовец Сухомлин, настала ваша очередь не посрамить звание кадета. Сейчас я покажу, с вашей, друзья мои, помощью, разницу между «бум, бум» и танцем.
Она осмотрела класс и обратилась к Максу:
— Суворовец Макаров, вы не составите мне пару?
Почувствовав, что краснеет, Макс кивнул. Он одернул форму и вышел к Полине. Та мягко положила руку Макса себе на талию, а свою запрокинула ему на плечо. Полина была почти на полголовы ниже. Она стояла так близко, что Макс мог почувствовать запах ее шампуня и легкий, едва уловимый аромат духов.
— Готов? — спросила она, глядя снизу вверх, — Давай на счет «три».
И они полетели. Во всяком случае, Максу казалось, что летит.
Прикосновение к мягкому изгибу ее спины, тепло которой он чувствовал даже сквозь платье, заставило Макарова забыть и то, где они сейчас находятся, и то, что на них в данный момент сосредоточенно пялятся десятки пар глаз. Для Макса существовала только эта минута. Он, Полина, запах ее волос и бешенное биение собственного сердца.