Кадетство. Выбор

Наконец в казарме наступила тишина. Сухомлин едва слышно щелкнул языком. Трофимов ему ответил. Получив сигнал, Сухомлин соскользнул с кровати и занял исходную позицию, взявшись за один конец нитки. С другой стороны пристроился Трофимов. Они осторожно начали передвигать нитку вниз.

Сначала друзьям показалось, что мирно спящие суворовцы ничего не чувствуют. Но как только нитка доползла до уровня лопаток, один дернулся. Вслед за ним недовольно повел плечами и другой. Вскоре все пятеро зашевелились, как муравьи, на своих кроватях. Сухомлин и Трофимов зажимали рты кулаками, что не расхохотаться в голос.

Насладившись в полной мере пляской сокурсников, мальчики глянули друг на друга из своих укрытий. Трофимов кивнул. Тогда Сухомлин в три приема выдернул из-под простыней нить, свернул ее в клубок и, все еще посмеиваясь, юркнул в постель. А минут через десять он довольно засопел. Трофимов отрубился и того раньше.

Услышав мирное похрюкивание злоумышленников, Макс Макаров сел. Его кровать попала в зону их действий. Однако он не спал, а, закрыв глаза, думал о Полине и о том, что скажет ей, когда неожиданно появится на пороге ее квартиры. Вернее, он представлял, что скажет Полина.

Когда Сухомлин с Трофимовым неслышно, как они думали, приступили к реализации своего плана, Макс одним из первых почувствовал дискомфорт. Но решил не выдавать себя. Он тут же разработал план ответного удара.

Легко спрыгнув с кровати, Макс присел около Перепечко, одной рукой зажав ему нос, а другой прикрыв рот. Степа дрыгнулся и проснулся.

Заорать он не смог — Макс крепко его держал. Бешено вращая глазами, Печка увидел, кто на него напал, и заметно успокоился. Только тогда Макс ослабил хватку.

— Вставай, — прошептал он.

— Зачем? — так же тихо спросил Степа.

— Мстить будем, — сдергивая одеяло с Перепечко, ответил Макс.

Тот поежился от холода, но встал.

— Кому мстить-то? И за что? — спросил он, позевывая.

Макс нетерпеливо махнул рукой:

— Я тебе потом объясню. Значит, так, — вручая Перепечко тюбик с пастой, распорядился Макс, — Ты берешь на себя Трофима, а я Сухого.

Когда рожу ему намажешь, не забудь перышком под носом пощекотать.

— А это зачем? — удивился Перепечко.

Макс загадочно ухмыльнулся:

— Увидишь.

Степа почесал затылок и поплелся к Трофимову. Тот, не подозревая ни о чем, невольно облегчил Печке задачу. Парень лежал на спине и чему-то радостно улыбался во сне. Вздохнув, Степа как можно выше поднял тюбик над лицом Трофимова и выдавил пасту. Внушительный кусок ее мягко приземлился на щеку, после чего Перепечко, как велел ему Макс, выдернул из подушки перо и поводил им под носом у спящего.

Трофимов поморщился и поднял руку, так что Печка от неожиданности чуть не подпрыгнул. Но Трофим не поймал его, а только недовольно провел ладонью по лицу, самостоятельно размазывая пасту.

Перепечко улыбнулся и подумал: «Ну Макс, во дает!».

Утром прапорщик Кантемиров вошел в расположение третьего взвода и, привычно посматривая на часы, закричал: «Подъем!» Сквозь сон осознавая, что им нужно уложиться в сорок пять секунд, суворовцы повскакивали с кроватей и, не открывая глаз, но держа темп, начали одеваться.

Леваков, оглянувшись, достал из-под подушки пакет с деньгами, как и накануне запихнул его в штаны, быстро поправил форму и побежал на построение.

Философ шел вдоль строя и что-то говорил, но Андрей плохо его слушал, поскольку опасался, что недостаточно хорошо закрепил пакет и тот может выпасть при ходьбе. Вдруг Кантемиров остановился совсем рядом с Леваковым и грозно спросил:

— Это еще что такое?

Заметил, что форма топорщится, подумал Андрей и нерешительно поднял глаза. Раздались смешки. Прапорщик стоял напротив Сухомлина и с видимым интересом того рассматривал. Андрей вытянул шею и тоже не удержался от смеха. Все лицо Сухого было в малиновых, крепко присохших к коже, разводах.

— Ага, а вот и второй! — почти радостно воскликнул Кантемиров.

Кадеты, не сговариваясь, повернули головы в другую сторону. Но Трофимов еще раньше обнаружил, что тоже стал моделью для бодиарта, и уже старательно тер щеки и нос, размазывая пасту пуще прежнего.

— Замечательно! — потирая руки, заключил прапорщик. — А то жизнь уже стала казаться мне совсем пресной. Значит, так, летчики-залетчики, художник останется в памяти народа безымянным, или мы все-таки узнаем имя своего героя?

Суворовцы, естественно, молчали. Кантемиров кивнул:

— Хорошо. Тогда — вперед на свежий воздух, навстречу хорошему настроению!

Через пятнадцать минут хорошее настроение было только у прапорщика.

Отбегав десять кругов, суворовцы понуро стояли около турников по пояс голые. И только Андрей оставался одетым, скрывая заветный пакет. Однако Кантемиров немедленно обратил на это внимание:

— А тебе, Леваков, отдельное приглашение нужно?

Андрей замотал головой, но даже не пошевелился. Кантемиров начал терять терпение:

— Мы что, все будем тебя одного ждать?

Неуверенно дотронувшись до штанов, подкоторыми были спрятаны деньги, Андрей замялся. Прапорщик прищурился:

— Ну-ка, что у тебя там?