Кадеты императрицы

— Да… Какие они были белоснежные утром, а теперь стали ярко-красными…

Офицеры подходили и жали руки последним из уцелевших «кадетов императрицы».

— Вы были великолепны, — прочувствованно говорили они. — Вы — честь и слава нашей армии!..

Герои отвечали им слабой улыбкой; первый пыл прошел, и перед ними неотступно стояли кровавые видения этого трагического дня, полного непередаваемого ужаса.

V

Госпиталь был переполнен и не вмещал раненых. Пришлось остановиться в предместье, расположиться в покинутых ригах, благо там нашлись запасы соломы. Солдатам были розданы пища и вино. Они накинулись на нее, как проголодавшиеся волки, а насытившись поспешили растянуться на соломе. Товарищи помогали тяжелораненым накладывать временные повязки, до прихода хирургов. Потом все эти австрийцы, вырванные из своей родной почвы и посланные сюда на это кровавое дело по воле французского цезаря, забыли и свою родину, и Францию, и прошлое, и настоящее — они уснули тяжелым, мертвым сном.

Пятнадцать человек уцелевших офицеров полков Оверна и Изембурга были помещены в здание монастыря, покинутого братией; унтер-офицеры в числе двух десятков помещались в том же здании, но в другом флигеле. Все это были чистокровные французы, старые воины, свидетели побед в Египте, при Маренго и под Аустерлицем. Все они были закаленными, бравыми храбрецами, которых ничем не удивишь.

Добравшись, наконец, до стоянки, они поспешили развести огонь и заняться приготовлением пищи. Для этого им пришлось предварительно обшарить все монастырские шкафы, кладовые, чердаки и погреба. Но зато сколько радости было, когда они нашли окорока, колбасы, гусиные полотки, консервы, а в особенности когда им удалось извлечь из подвалов несколько десятков запыленных бутылок старого вина! Они радовались как дети и поспешили приступить к пиршеству.

Кадеты собрались в монастырской столовой и меланхолически следили за оживленными приготовлениями своих унтеров, расположившихся в монастырской приемной. Несчастные офицеры от усталости и голода еле держались на ногах и тщетно поджидали подвоза провианта, который все не появлялся. Но их офицерский чин препятствовал им воспользоваться награбленным добром. Однако, входя в положение солдат, они почувствовали, что у них не хватит мужества остановить действия своих унтеров, но принять в них деятельное участие они не могли. Поэтому им только и оставалось, что глотать слюнки да вдыхать в себя пар дымящихся котлов.

Орсимон, наконец, не выдержал этой пытки, он подошел к окну и крикнул:

— Сержант!

На зов откликнулся Кантекор.

— Слушаю! — ответил он и тотчас же появился под окном. — Что прикажете?

— Что прикажу? Гм… да, собственно говоря, ничего не прикажу, друг мой, — сконфуженно промолвил офицер, — но в случае, если у вас что-нибудь останется лишнее… когда вы будете совсем сыты, то было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы подумали о своих поручиках… Откровенно говоря, мы умираем с голода.

Кантекор даже подпрыгнул на месте.

— Как, у вас ничего нет? Бедные дети! О чем же думают ваши денщики?

— Их больше нет, они все остались там.

— Ах, скажи на милость! — сокрушался Кантекор. — Конечно, это нужно сварганить… Вас сколько всех? Пятнадцать? Ладно, так и будем знать…

И Кантекор чуть ли не бегом отправился обратно.

— Корректно ли это, Орсимон? — сказал с мягким упреком Гранлис, которого все молчаливо, но единодушно признали своим главой.

— А уж это мне безразлично: корректно или нет, — ответил молодой человек. — Я чересчур голоден. А так мы по крайней мере и поедим, и выпьем. Ах, — вздохнул он, — правда, я отныне имею право лишь на один-единственный стакан вина!..

— Почему так?.. Что за чушь! — раздалось кругом.

— Нет, это не чушь, — серьезно промолвил офицер. — Но только это моя тайна…

В это мгновение вдали раздался зычный голос Кантекора. Он произнес:

— Товарищи, мы собираемся устраивать целое пиршество, а напротив нас сидят бедные дети, у которых нет ни хлеба, ни вина, ни мяса. Они падают от голода и усталости. Это наши бедные молоденькие маркизы и поручики-аристократы. Поэтому живо за дело: собирай пятнадцать полотков, пять окороков, пять копченых языков, котел супа и тридцать бутылок вина. Живо, тащи все это, братцы, нашим офицерам!

Все охотно повиновались приказанию. Сборы так и закипели.

— Бедняжки, — шептали некоторые, — кто же их знал?.. Они молчали… Голод хоть и не тетка, а вот, поди же ты, гордость не позволяет.

— Да, а умирают как заправские герои! Даром что молоко на губах не обсохло.

Мгновение спустя перед голодными поручиками аппетитно дымился ароматный суп. Они не заставили себя просить и молча сосредоточенно принялись за еду под растроганными взглядами деликатно удивлявшихся сержантов.

Орсимон набил себе полный рот, но остался грустным и задумчивым. Сущая аномалия! Что с ним? Невантер поспешил налить до краев его стакан рубиновым ароматным вином. Орсимон лишь вздохнул в ответ.