– Где?! Однако! Какая прелесть! – задохнулся Жорик, ёрзая в воображаемом седле. Невидимый постороннему глазу, огромный и вороной жеребец под поручиком Арутюновым хрипел, криво танцуя по заснеженной дороге; пар валил из ноздрей. – Два французских обоза без охраны. Лёгкая добыча, господин поручик!
Две девушки в миленьких шубках, плыли прямо в руки – навстречу по узкому тротуару.
«Ах, как это весело! – поразился Царицын, срывая мысленного коня в галоп, вытягивая сабельный клинок из незримых ножен. – Вот настоящая, мужская жизнь: вино, и женщины, и слава!
Арутюнов уж налетел на обречённые обозы:
– Бар-рышни! Р-разрешите пр-редставиться! Свесившись в седле, хищно навис над перепуганными девочками:
– Меня зовут Жорж! А вы красавицы! Иван смутился.
Он-то ещё не умел так смело в глаза. Но товарища в деле не бросают – Царицын, набравшись духу, наскочил с фланга и, замирая от собственной дерзости, полоснул клинком наугад, не слишком удачно:
– Девочки, а как пройти в библиотеку?!
Чёрные ресницы из-под чёлки взметнулись насмешливо.
– Сходите лучше в баню! – предложил нежный голос. Девочки вильнули вбок и прибавили прыти. Уходят?
– Красавицы! – прыгнул лихой корнет. – Не поверите! Мы только что из бани! А теперь направляемся в кино. Не составите компанию?
Да и Ванька раззадорился, разрумянился:
– Не ходите с ним в кино! Лучше со мной, в библиотеку! Там весело! Шампанского выпьем.
И, ободрённый быстрым взглядом красавицы, взвил белого жеребца на дыбы:
– Решайтесь, девушки…
И фыркали презрительно, и морщились, отворачиваясь. С досадой переглядывались, пытались свернуть в переулок. Наконец, предлагали «отстать» и «недоставать». Но не более десяти минут продержались строгие девушки. Царицын палил стихами без умолку и уже сам болтал в рифму, Арутюнов с завистью косился, оценивая производимый эффект. И вот на одиннадцатой минуте обозы сдались на милость гусар.
– Меня зовут Белла, – смирилась с судьбою первая из девочек.
– А меня – Нелли, – со смехом сообщила вторая. – Только мы уже домой пришли, вот наш подъезд.
– У меня блестящая память, – увиваясь, расплескался улыбками Жорик. – Без труда могу запомнить заветные семь цифр. Особенно если это номер телефона таинственной красавицы.
– Ага, размечтался, – улыбнулась Белла. – Прощайте, мальчики.
– Вы очень милы, но нам пора домой! – лукаво улыбаясь, объявила Нелли.
Кадетские лица покрылись густым налетом тоски.
– Ах, ты посмотри на них! – Белла с досадой всплеснула ручками. – Да они совсем фиолетовые от холода! Придётся напоить бедолаг чаем. Ведь мы не изверги, правда, Нелли?
Арутюнов вытаращил глаза, толкнул Ваню локтем: «Йо-хо-хо! Сами позвали! Бешеная удача!» Царицын самодовольно усмехнулся: зря что ли заливался стихотворным соловьем?
– Только договор: выпиваете по чашке чая и сразу уходите, – Белла погрозила кулачком. – Без глупостей, ясно?! И вообще, через час папа вернётся с работы.
– Ну разуме-е-е-ется! – счастливый Жорик сделал строгое лицо. – Мы же кадеты! У нас с моралью строго.
Когда в зеркальной прихожей вспыхнул свет, кадеты поняли, что Белла и Нелли родные сестры. Причём младшая – совершеннейший ребёнок! На улице не заметно было (шубка, как у взрослой, подкрашенные глазки) – а теперь разглядели: лет двенадцать, не больше.
Арутюнов разочарованно шмыгнул носом и успел шепнуть Ваньке: «Моя – старшая, понял?!» – «Фигушки Вам, корнет, – ответил надменный взор Царицына. – Я сегодня именинник!»
Оба кинулись ухаживать за Беллой – тем более, что под мехами скрывалась… ну просто богиня. Постарше кадетов года на два, совершенно недетская грудь, тончайшая талия, кажется: двумя пальцами взять можно, точно бокал. Когда Белла повернулась спиной, подставляя кадетам соскальзывающую с плеч шубку, мальчишки сшиблись локтями, и Жорик подхватил первым. А Царицын чуть не ослеп: платье на Белле было коротенькое, с широким вырезом, обнажавшим бело-мраморные плечи и ключицы.
«Невозможное что-то, – думал потрясённый Иван, проходя следом за сестрами на огромную кухню-столовую, – такая красота вопиющая уж точно создана для какого-нибудь великого мужа! Инопланетянские огромные глаза и ресницы, словно и не девочка живая, а оживший фарфор, произведение искусства!»
Странно было Ване думать, что пять минут назад он так запросто навязывался в кавалеры к такой красавице. И ведь не прогнала, на чай пригласила!
Впрочем, Белла, кажется, не воспринимала замёрзших красноносых мальчишек как живых людей, а уж тем более, как потенциальных кавалеров. Вот наливает чай и даже не беспокоится, что, склоняясь к столу, невольно открывает вспыхнувшим кадетским взглядам нечто смутно белеющее, нестерпимо неприличное в вырезе чёрного платья. Ванька со страхом ощутил, как кровь приливает к голове, и стало досадно за самого себя: покраснел, как маленький!
А Белла не замечает, что творится с кадетами. Не видит, с каким азартом, перебивая друг друга, рассыпаются шуточками, и басом говорят, и разные хитрые штуки придумывают, только бы перехватить взор старшеклассницы. Между прочим, младшая уже ревнует.