Кадиш по Розочке (СИ)

Давид радовался, что сообразил сделать на 'хозяйский' этаж отдельную лесенку. Теперь они жили своим отдельным миром, тихим, незаметным и счастливым. Нет. Никто не забывал о смерти отца. Просто это стало привычным, как привычно ноет голова перед грозой. День проходил в понятных хлопотах. Но уже в ранних сумерках все собирались в общей комнате под люстрой, заливающей комнату теплым желтым светом, загоняя тени в углы. На столе стоял самовар и варнички, приготовленные Марией Яковлевной. За чаем все старались быть особенно внимательными друг к другу. Мария Яковлевна переживала, что младшие дочери, которым уже давно пора нянчить своих детей никак не выходят замуж. Впрочем, кавалеров у них хватало. Давид успокаивал тещу, что сейчас другое время. И скоро они обязательно найдут принца на белом легковом автомобиле. Девушки смеялись. Иногда читали вслух любимые книги или играли в лото.

Додик больше волновался за Розочку, которая была уже на второй половине беременности. Живот уже явственно обозначался под любой одеждой. Но беременность протекала спокойно, а Мария Яковлевна бдительно следила за здоровьем дочери, которая вот-вот сделает ее бабушкой. Спокойная жизнь спокойных людей.

Гости тоже порой становились почти членами семьи. Останавливались только у них по многу раз. В основном это были всякие служилые люди, командированные на строящиеся заводы. Иногда, впрочем, попадались и артисты, преподаватели, пребывавшие в недавно открывшийся педагогический институт. Такие гости охотно приглашались на вечерние чаепития к хозяевам. Один из них, уже в летах мужчина, приехавший преподавать историю на историко-филологическом факультете, особенно любил беседовать с Яшей. Пытливый мальчик задавал сотни вопросов. И по тому, как охотно отвечал профессор, вопросы были правильными.

- Мальчика обязательно нужно учить - постоянно повторял он.

Но Яшу не требовалось учить. Он жил с книгами. Матери приходилось со скандалами отбирать у него очередную книгу. Учителя не могли на него нахвалиться. Не всегда гладкие отношения с однокашниками, в конце концов, утряслись, чему способствовали несколько визитов в школу Давида и неспешная беседа с обидчиками.

После долгого чаепития домочадцы расходились по своим комнатам. Последние дни Давид опасался быть слишком настойчивым, чтобы не повредить жене, но Розочка желала его, как и в первые месяцы их совместной жизни. Даже те полчаса или час, которые оставались у них до мига, когда душа отлетает в страну сновидений, были невероятным счастьем, ради которого можно пожертвовать всем. Давиду и Розочке было всегда мало друг друга.

Часто, наплевав на служебную дисциплину, они сбегали с работы, чтобы побродить по городу, держась за руки, забегая в подъезды, чтобы целоваться, как школьники, смеясь на неодобрительные взгляды жильцов. Давиду стало казаться, что он, наконец, начал жить настоящей жизнью. Не придуманной кем-то или им самим жизнью с ее нелепыми правилами, а той самой подлинной жизнью счастливого человека.

Не хватало только одного штриха, чтобы картина счастья стала полной. Это случилось ранней весной, когда из под снега проглядывает еще сырая и грязная земля, а воздух становится особенно сладким. Розочка уже неделю не ходила на работу. Давиду приходилось, как прежде, о чем-то с кем-то договариваться, выбивать, добиваться. Он сходил с ума от волнения. Но на счастье в тот день он смог вырваться.

Розочка была в их комнате. С ней был врач и Мария Яковлевна, выполнявшая роль повитухи. Давида в комнату не пустили. Он принялся вышагивать по маленькому коридорчику перед дверью, за которой уже просился в мир его ребенок. Только через час, а то и больше за дверью послышались шаги. С каким-то непонятным свертком в руках и сияющими глазами вышла Мария Яковлевна.

- Вот он!

- Кто? - не сразу понял Давид.

- Твой сын, олух, - рассмеялась молодая бабушка.

- Сын? Сын, - Давид верил и не верил, что это сверток и есть его сын - А можно посмотреть?

- Конечно, горе мое. Только не долго и осторожно.

Давид, как святыню принял сверток, оказавшийся теплым и легким. Прижав одной рукой его к себе, он аккуратно отодвинул часть пеленки, закрывающей смешное сморщенное и красное личико человечка. Человечек спал, важно посапывая. Человек! Его сын.

- Правда, он похож на Ефима? - проговорила теща - Смотри, даже ушки также оттопырены.

Давид не видел сходства. Ему казалось, что смешной человечек не похож ни на кого. Но мысль об отце показалась ему очень уместной.

- Точно, наш маленький Фима. Новый Фима. Мой сын!

Потом будет многое. Будет пожар, когда им, погорельцам, придется перебираться в Москву. Будут долгие годы обживания на новом месте. Будет война, разлука и опять обживание на новом месте, врастание в новую почву. Но главное уже есть! Есть его любимые жена и сын. Есть то, что люди называют простым и невероятно трудным словом 'счастье'.

ПОСЛЕСЛОВИЕ