Кадры памяти (4.1)

Он ставит лампу передо мной и зажигает. Я едва успеваю вдохнуть первую волну дыма, как мир перевернулся, все мои чувства обострились, а сердце забилось сильнее. Я попал в комнату, где на подушках лежал Азамат — гораздо старше, чем сейчас, в красивой дарёной одежде, но лицо его было изборождено страшными шрамами. Однако он был весел, громко смеялся, и вокруг него было много друзей. Я чувствовал — хотя и не видел, в предсказаниях не всё предстаёт перед взором, некоторые детали можно только услышать или почуять, а иные являются в виде слов, — присутствие в комнате двух странных людей и, сосредоточившись на них, понял, что это жена и сын Азамата. Мне сразу стала ясна природа его веселья — и тут же предсказание оборвалось.

Я очнулся, лёжа на полу. К тому времени я уже много раз видел будущее, и научился удерживать равновесие, а то и вовсе не меняться в лице. Но в этот раз предсказание свалило меня на добрых полчаса.

Я открыл было рот, чтобы передать своё знание Изинботору, но тот закрыл губы ладонью.

— Боги открыли тебе больше, чем открыли бы мне, потому что Азамат твой друг. Когда настанет время, я узнаю его судьбу, а пока храни её в тайне. Как бы тебе ни хотелось поделиться с другим духовником или с самим Азаматом, сожми зубы и молчи. Ты уже не хуже меня знаешь, что боги не любят, когда в их замыслы вмешиваются.

Я кивнул, встал с пола и вышел вон, не обронив ни слова, потому что боялся сказать лишнее.

* * *

Подойдя к дому целителя Ндиса, я увидел расходящуюся толпу. Я поймал за рукав одного парня, который учился вместе с Азаматом.

— Что тут происходит?

— Да невесть что, — он угрюмо пожимает плечами. — Арават от него отрёкся.

— Как отрёкся?! — думаю, что говорю я, хотя у меня так спёрло дыхание, что вряд ли мой собеседник слышит что-то, кроме хрипа.

— Да вот, представляешь, пришёл, посмотрел на сынка своего, и говорит, мол, за каким шакалом мне нужен такой урод? У меня ещё второй сын есть, лучше, да и новых наделать не штука, мол, не старый я ещё. И ушёл.

— И что же теперь? — спрашиваю дрожащим голосом. Я прекрасно знаю что, но так надеюсь…

— Ну а что теперь, теперь всё! — категорически заявляет он. — Вышлют и с концами. Кому он нужен-то теперь?

И уходит прочь, махнув рукой.

Я стою посреди улицы на подгибающихся ногах. Мой друг — урод — всеми любимый — никому не нужный — но у него будут жена и сын! — но он изгнанник… Вцепляюсь в волосы, мечусь. Сколько гнева обрушится на меня? Но неужели его у меня больше не будет? Мне отвратительно на него смотреть! Всем отвратительно! На что я буду похож, если… и как я буду жить без его похвалы? Я знаю теперь, что его будут любить потом, когда он будет старше… я видел расшитые самоцветами одежды и длинные волосы, перевитые драгоценными нитями… Он не навсегда впал в немилость богов. А я его духовник, я должен сберечь его до того счастливого времени…

Обливаясь слезами, я медленно вхожу в дом целителя. Кажется, прошлый раз я тут был вчера — я не знаю, сколько времени провёл у Наставника.

Азамат лежит всё там же. Мне кажется, его ожоги стали ещё страшнее, но я плохо вижу сквозь слёзы. Я сажусь на край кровати и трогаю его за плечо. Он открывает глаза.

— Малыш… Что ты тут делаешь?

Он давно меня так не называл. Я могу только всхлипывать.

— Не смотри на меня, — говорит он. — Не печалься.

— Что ты будешь делать дальше? — выдавливаю я.

— Наёмничать, что ж мне ещё остаётся, — вздыхает он. — Я уже пробовал. Не торговать же сидеть. Не унывай, малыш, я не пропаду.

А в глазах пустота.

Я так хочу ему сказать, что всё будет хорошо, что он ещё будет счастлив — а он в это сейчас ни за что не поверит… Но нельзя.

— Я поеду с тобой, — говорю.

— Да ты что! — он кашляет, наверное, пытается усмехнуться. — Куда ты поедешь, ты ещё учение не закончил!

— К шакалам учение! — рычу я. — Я достаточно умею! Я не оставлю тебя одного, как все эти умхнувш!

Он улыбается одной стороной рта. Вторая теперь навечно в ухмылке.

— Не надо. Я знаю, что ты меня любишь. Не губи свою жизнь вслед за моей. Пожалуйста, малыш, ради меня, выучись как следует. Я обещаю тебе, что со мной ничего плохого не случится за это время.

* * *

Когда Азамат смог ходить и пользоваться руками, я помог ему собрать вещи. Пока мы выворачивали бесконечные шкафы с одеждой, настала ночь, а с ней пришёл Арон. Он тоже был заплаканный, как я, да ещё постоянно озирался в страхе, что отец прознает, что он тут был. Мне-то бояться было некого, мой собственный отец давно умер, а братьев, кроме Азамата, у меня никогда не было. Я и сам родился вопреки желанию матери. Она была очень толстая и долго не замечала беременность, а потом стало поздно.

Азамат был рад видеть Арона, потому что не был уверен, как тот к нему теперь относится. В детстве я с Ароном очень дружил, но постепенно стал его сторониться, потому что Азамат любил его так же, как меня, а возможно и больше. Я боялся, что моя завистливая душа толкнёт меня на какой-нибудь злой поступок, и поэтому старался держаться подальше от Арона и никуда не ездил с ними обоими. В тот день, впрочем, всё было иначе.