Все учреждения, организации, отрасли промышленности, наука, образование, медицина — абсолютно ВСЁ — должно строиться и исходить в своей работе из перспективы грядущей войны.
Большевики прекрасно понимали, что ИХ КОММУНИЗМ может победить окончательно только тогда, когда на земном шаре не останется свободных от него территорий, когда в казармы, освещенные «лампочками Ильича», удастся загнать всё человечество, или те самые десять неистребленных процентов «человеческого материала». Именно об этом писал Ленин:
«Окончательно победить можно только в мировом масштабе… Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, и существование Советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежен».
Точно так же понимал суть проблемы Сталин:
«Одно из двух: либо мы рассматриваем нашу страну как базу пролетарской революции… Либо мы базой революции не считаем нашу страну, данных для построения социализма не имеем, построить социалистическое общество не можем, — и тогда, в случае оттяжки победы социализма в других странах, должны мириться с тем, что капиталистические элементы нашего народного хозяйства возьмут вверх, советская власть разложится, партия переродится. Вот почему потеря международной революционной перспективы ведет к опасности национализма и перерождения».
Что ж, он был вполне прав, в конце концов так всё и случилось. Но, как видим, в 1924— 1925 годах никто из советского руководства отказываться от революционной перспективы не собирался.
Суть теоретических разногласий между Троцким и Сталиным заключалась лишь в том, что первому не терпелось завоевать мир сразу, поскольку он считал что «только после победы пролетариата в важнейших странах Европы» возможен «подлинный подъем социалистического хозяйства в России», а второй выступал за то, что накопить силы, создать в СССР «базу» и проводить постепенную эскалацию революций.
Сталин прогнозировал:
«Вероятнее всего, что мировая революция будет развиваться путем революционного отпадения новых стран от системы империалистических государств… Но несомненно также и то, что само развитие мировой революции, самый процесс отпадения от империализма ряда новых стран будет происходить тем скорее и основательнее, чем основательнее будет укрепляться социализм в первой победившей стране, чем скорее будет превращаться эта страна в базу дальнейшего развертывания мировой революции, в рычаг дальнейшего разложения империализма».
Таким образом, на данном этапе «военная программа» заключалась в том, чтобы превратить страну в мощный плацдарм для дальнейшего экспорта мировой революции и ждать/создавать «благоприятную обстановку», когда нас «вынудят перейти к нападению». Сталин уже понял: никто кроме него решить эту грандиозную задачу не способен — одни пустозвоны кругом.
Не удивительно, что доктрина Фрунзе получила полное одобрение партийного руководства. Правда, воплощать ее в жизнь самому Михаилу Васильевичу не пришлось. 31 октября 1925 года он скончался в палате Боткинской больницы после назначенной решением Политбюро, казалось бы несложной операции по поводу язвы желудка. Как сообщали газеты, на лице покойника застыла «радостная улыбка» — перед смертью ему прочитали ободряющую записку от любимого товарища Сталина. После смерти Фрунзе единодушно канонизировали. В знак траура приказом Реввоенсовета даже отменили воинские парады в день восьмой годовщины Октября.
Новым наркомом по военным и морским делам и председателем Реввоенсовета республики стал Климент Ефремович Ворошилов (1881–1969), безусловный сталинский кадр, аего заместителями Михаил Михайлович Лашевич (1884–1928) — из зиновьевцев, и Иосиф Станиславович Уншлихт — безусловно «свой» человек.
Таким образом, используя основные мероприятия военной реформы для перевода армии под свое непосредственное влияние, ЦК РКП(б) во главе со Сталиным создал принципиально новую систему политического и административного руководства вооруженными силами СССР. Главенствующее положение в этой структуре заняло политическое руководство и такое положение вещей сохранялось до самого конца существования Советского Союза.