Кафа (Закат Земли)

Да, конечно, будет думать он, добрый атал достоин. Морские народы не боятся огня и каменных ядер, зато испугались безобразных глиняных горшков с говном. Только вот что плохо: канализационные колодцы почти пусты. Аталы питаются скромно, сейчас это недостаток.

Тогда Хипподи смиренно предложит: «Пусть рыбаки не выкидывают лежалых морских ежей. Пусть рыбаки доставляют вчерашний улов ежей и мидий прямо на гипподром. Не обязательно тухлых, но пусть полежавших на солнце. На влажной большой жаре, как сейчас, желудки людей работают весело, но неправильно, и выдают наружу даже больше того, что ими потреблено. Лишь бы не подвели гончары. Горшков понадобится много».

«Если морские народы захватят столицу аталов, — одобрительно покачает головой жрец, — первым они повесят доброго атала, придумавшего для них такое большое унижение».

И, наконец, спросит: «Чего ты хочешь?»

«Двух рабов, — ответит Хипподи. — Белого и черного».

Конечно, он постарается скрыть жгучую страсть, постарается принизить значимость своего желания, возьмет себя в руки, будет выглядеть скромным, даже смиренным, но жрец уловит блеск его глаз. Он возьмет левую руку Хипподи и медленно обнюхает ее. Столица аталов вечна. В нее никогда не входили враги. Хипподи разбинтует пальцы. Кафа вечна. Лизнув указательный палец Хипподи, жрец Таху одобрительно отпустит его руку и глаза у него повеселеют, а уши начнут розоветь не только от солнца. Бог Шамаш, великий Хранитель бездны, не допустит, чтобы морские народы когда-нибудь поднялись по лестницам на каменные набережные Кафы.

Лишь бы не подвели гончары.

Да, конечно, столицу можно сжечь, ее можно затопить, но жизнь Кафы всегда неизменна. Даже собака, бегающая по столице аталов, не может быть убита. Пусть страшно трясется земля, дымит гора, посыпает землю серым пеплом, пусть и впредь придется кормить аталов тухлыми морскими ежами или лежалыми мидиями, женщины столицы неизменно будут благоухать. Жасмин и миндаль, розы и базилик, разные душные растения, цветочные масла — всё должно отражаться в знаках, придумываемых мастерами. На синем плече каждого атала должны возникать немыслимой красоты звезды и кольца. Это успокаивает в самые темные времена. Красота рассеивает мрак. Морские народы устрашатся мрачного Хранителя бездны, его каменной воли. Стыдясь пережитого, они перестанут заходить в окрестные порты и рассеются по морям. И когда опозоренные триремы уйдут, наконец, на выстроенные заново набережные выйдут чудесные женщины аталов. Вчера они дружно таскали к катапультам безобразные глиняные горшки, а сегодня их окружает только аромат роз.

«Я — вчера. Я знаю завтрашний день».

Чудесные женщины выйдут на набережную в подчеркнуто широких юбках, в легких, почти прозрачных накидках, сквозь которые явственно проступят обжигающие глаза, немыслимые тату — вложенные одно в другое кольца, звезды сиреневые и алые, хитрые гиероглифы, схожие с теми, что выдавливаются на терракотовых монетах, а головы столичных модниц украсят сложные прически — хитрые кудряшки будут весело и загадочно завиваться на висках, падать на лбы. Ради такого будущего стоит питаться тухлыми морскими ежами и занимать очереди к канализационным колодцам.

Лишь бы не подвели гончары.

Добрый атал тоже выйдет на праздничную набережную.

С двумя мускулистыми рабами. Обязательно с двумя — с черным и с белым.

Ох, эти законы перспективы! Ох, эти мечты! Самая далекая всегда выглядит крошечной, смутно мерцающей в тумане немыслимых пространств, а самая близкая — неимоверно вырастает. Мечта о двух рабах вдруг так приблизилась к глазам Хипподи, что как бы гигантские черные и белые тени упали на подрагивающий, извергающий дым массив вулкана и на развернутый на его склоне Полигон.

Жрец Таху лично отвечает за надежную охрану Полигона.

На Полигон нет доступа никому, кроме тех, кто поселен на его территории.

Окованные железом ворота украшены вложенными одно в другое кольцами. Этот знак тоже придуман добрым аталом. Внутри Полигона, за его стенами, в особых печах плавятся металлы, там варится вещество, взрывающееся не сразу, а периодически. Там почти каждый день взлетают над землей чудесные металлические яйца, все трясется от огня и дыма. Рабы на шпподроме высчитывают, куда может улететь такое яйцо — может, в сторону Тиррении, никто этого не знает, кроме жрецов. Может, так, запуская в небо чудесные металлические яйца, добрые слуги Шамаша усмиряют вулкан, кто знает, но вулкан туп, как мохнатые: он содрогается, упорствует, он осмеливался рычать на самого Хранителя бездны. Кто отбирает тех, кто должен уйти из Кафы? Кто указывает избранных? Почему они стремятся в небо? Спрашивать не разрешается. В главном зале Большого храма бог Шамаш в мрачной полутьме правит шестью крылатыми конями, впряженными в золотую колесницу. Там голова Хранителя бездны достает до черных туч, не обязательно самых высоких, но даже это заставляет аталов задирать головы.

Кто осмелится спросить, куда мчится Шамаш?