Кафедра

– Возможно, ты права. Хотя я с тобой не согласен. И всё-таки – если предположить, что одна из семерых моих сотрудниц – Светлячок, на кого бы ты поставила?

– Ты меня не слушаешь! – сержусь я. – Я уже сказала тебе, что не знаю. Но если ты хочешь, чтобы я высказала предположения – то, пожалуйста. Если принимать во внимание стиль ее писем, то, я думаю, на Светлячка решительно не похожи Степанцова, Рогозина и Кондратюк. Хотя с годами ее характер и отношение к окружающим могли поменяться.

– Варя, Женя, Алла или Ника? – задумывается он. – Но ты забываешь, что она считала себя дурнушкой.

– Нет, не забываю. Но в том возрасте, в каком была тогда она, очень многие девушки считаются дурнушками. У нее могла быть еще не сформировавшаяся фигура, она могла немодно одеваться, не уметь пользоваться косметикой. Но с годами это проходит – появляются вкус в одежде, деньги на дорогую косметику и посещение парикмахерских и салонов красоты. Ты спроси Сашку – когда мы с ним учились в школе, ни один мальчишка из нашего класса не согласился бы встречаться с Тасей Кудрявцевой – они ее просто не замечали. А через пять лет после окончания школы она выиграла городской конкурс красоты.

– Не убедила, – возражает Кирсанов. – Но давайте так – каждый назовет одно имя. Без каких-либо комментариев. А обсуждать будем потом. Согласны?

– Тогда ты и начинай, – предлагает Сашка. – Итак, Светлячок – это …

– Не могу, – признается Вадим, – не знаю.

– Тогда чего ты требуешь от нас? – удивляюсь я.

– Ну, хорошо, – сдается он, – Таня Рогозина. Мне иногда кажется, что она такая необщительная только потому, что боится проявить свою истинную сущность.

– Ты сказал – без комментариев, – останавливает его Сашка.

– Хорошо, – кивает Вадим и поворачивается ко мне. – Алиса?

– Может быть, Ника Сташевская, – предполагаю я.

– Саша?

– Женя Калинина, – говорит Давыдов.

Вадим допивает остатки пива из той бутылки, которую не выпускает из рук с момента прихода, и хмуро замечает:

– Совпадений нет. Будем комментировать свой выбор?

– Не понимаю, зачем, – отвечаю я. – У нас нет ни одного доказательства. Зачем толочь воду в ступе? С таким же успехом мы можем расследовать тот случай на складе.

Вадим морщится.

– Зачем ты снова об этом? Даже твой дядя считает, что тот случай – не криминальный. Давай вернемся к нашим баранам.

– Как скажешь, – спорить с ним бесполезно. – Я общалась с каждой из них, и в разговорах было несколько интересных моментов, но я не вполне уверена в своих выводах. Но самый главный вывод таков – нет никакой связи между кражей картины и прочими происшествиями.

– Нет связи? – изумляется Вадим. – Да ты что? Я более, чем уверен, что всё это – дело рук одного человека!

– Ты зациклился на одной версии, и это мешает тебе быть объективным. Передача твоей статьи, пропажа письма и договора могут быть случайными совпадениями. Ну, хорошо, хорошо – это могут быть мелкие пакости человека, который решил тебе насолить. Допустим, даже Светлячка. Но кража – совсем другое дело! Это – преступление. И чтобы пойти на него, недостаточно давней обиды.

– И каков же, по-твоему, мотив? – Вадим смотрит на меня с недоверием.

– Деньги! Если бы кто-то хотел просто навредить тебе, ему достаточно было сообщить какому-нибудь дотошному журналисту о липовом дипломе депутата, который ты помог ему получить. Ты сам говорил, что это дискредитировало бы и тебя лично, и весь университет. На эту мысль натолкнула меня Юля Кондратюк. Я долго думала над ее словами, и решила, что она права. Картина же была украдена с целью личной наживы. Ты знаешь, что другая картина Пчелина была продана за шестьдесят тысяч долларов. Допускаю, что эта картина стоит меньше. Понятно, что картину придется продавать нелегально, и за нее не дадут настоящую цену. Но всё равно речь идет о миллионах рублей! Разве это маленькие деньги? Тем более, что вор мог догадываться о том, что ты не заявишь в полицию.

Вадим продолжает скептически улыбаться.

– И кто же, по-твоему, этот вор?

Я рублю с плеча:

– Никита Квасцов!

– Квасцов? – Вадим чуть не падает со стула. – Ты с ума сошла? Да я ему как самому себе доверяю.

Всё-таки мужчины бывают удивительно наивны! Я незаметно поправляю задравшуюся выше колен юбку. Впрочем, то, что юбка поднялась чуть выше, чем нужно, замечаю только я. Кажется, и Сашке, и Вадиму сегодня до моих коленок нет никакого дела.

– Вот это как раз и плохо, – это я уже говорю не о коленках. – Доверять ты сейчас не можешь никому. Никита нуждается в деньгах. Разве не так?

– Нуждается в деньгах? – возмущенно переспрашивает Кирсанов. – Да ты что? Он вот-вот станет зятем миллионера.

– Но еще им не стал, – парирую я. – А чтобы не ударить в грязь лицом перед невестой и ее родней, ему приходится немало тратить. Хорошая одежда, рестораны, подарки любимой девушке – все это стоит недешево. Тем более, если девушка привыкла к дорогим подаркам. К тому же, Квасцов – единственный человек, который мог быть уверен, что его подельника не застукают в аэропорту. Ему самому всего лишь нужно было приехать туда чуть позже прибытия самолета.