Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Ольга могла быть сестрой Игоря. Объективно этому ничто не препятствует кроме голословных утверждений авторов ПВЛ, возможно, продублированных Скилицей. Ведь мы ничего не знаем об их действительном происхождении. Есть только одна очень тонкая ниточка: новгородские летописи ведут родословные обоих супругов к Гостомыслу, то есть Игорь и Ольга в новгородской традиции как минимум кровные родственники, вопрос только в степени родства. Это родство могло быть самым близким, если Ольга была одновременно и сестрой и женой Игоря. Такого рода пережитки эндогамии считались в языческом обществе не только допустимыми, но иногда и предпочтительными внутри правящих кланов. Судя по былинам, в частности былинам о Соловье Разбойнике, который женил своих сыновей исключительно на своих же дочерях, в языческой Руси[38] такая форма инцеста была нормальным явлением. Кроме того, сестринское родство в какой-то мере объясняет феномен перехода верховного правления от Игоря к Ольге: власть наследовала не столько жена мужу, явление для начальной руси уникальное, сколько сестра брату в соответствии с лествичным правом.

Святослав мог быть младшим братом Игоря и, тем самым, приходиться Ольге деверем. Такое родство объясняет откровенно враждебные отношения между Ольгой и Святославом, так как первая откровенно отстранила от власти ее законного соответственно лествичному праву наследника. Однако нельзя забывать, что византийцы довольно последовательно называют Святослава сыном Игоря.

Святослав мог быть пасынком Ольги. Трудно, очень трудно поверить, что у Игоря была одна единственная жена и один-единственный сын-наследник. Слишком это противоречит царившим в те времена нравам. Как правило, языческие властители имели по нескольку жен и наложниц, а потомство плодили десятками. В этом плане их нравы хорошо видны на примере князей великого княжества Литовского, дольше других застрявших в язычестве и тем самым давших возможность хронистам задокументировать эти нравы. Так, у Гедимина только от трех «официальных» жен было 13 детей, а Ольгерд и вовсе наплодил их целых два десятка. Да к чему примеры и параллели? Достаточно почитать записки Ибн Фадлана о порядках при дворе «царя руси» начала X века, то есть как раз во время Игоря Старого[39].

Согласно Ибн Фадлану, правитель руси имел ни много ни мало сорок наложниц! Это, надо полагать, помимо жен. Да и та же ПВЛ признает в отношении жившего чуть позже св. Владимира Крестителя, что «был он такой же женолюбец, как и Соломон» и имел дюжину сыновей от нескольких жен. Это, надо полагать, помимо наложниц. А вот в отношении его деда ПВЛ нам пудрит мозги, дескать, была у Игоря всего одна-единственная женушка с одним единственным сынком? Ха-ха! Скорее поверим замечанию Иоакимовской летописи, что «были у Игоря потом другие жены…», понимающе улыбнувшись на дипломатичное «потом» Иоакима: о каком «потом» может быть речь, если Ольга намного пережила мужа. Многоженство Игоря фактически подтверждает Константин Багрянородный своим описанием посещения Константинополя «архонтиссой Эльгой», но об этом разговор впереди. Как бы то ни было, а на основании этой или других одному ему известных посылок В. Татищев предполагал наличие у Святослава младшего брата Глеба. То есть Игорь отнюдь не ограничил себя единственным наследником.

Между тем, даже в контексте ПВЛ Святослав гораздо органичнее смотрится в качестве пасынка, а не сына Ольги — отношения между ними вырисовываются отнюдь не материнско-сыновние. Мать, юридически вроде бы всего лишь регентша при любимом отпрыске, не допускает своего великовозрастного дитятю к управлению государством аж до 22 лет, то есть попросту узурпирует власть. Но ведь Святослав вполне мог быть сыном не Ольги — «старшей» жены Игоря, впоследствии унаследовавшей от него власть над русью, — а от какой-то другой, «любимой» жены. Тогда не удивительно, что между Ольгой и Святославом нет взаимной любви и взаимопонимания ни по бытовым, ни по концептуальным государственным вопросам, таким как вероисповедание. В конце концов повзрослевшему дитяте-пасынку

Киев окончательно становится «нелюб», он плюет на фактически отнятый у него наследственный удел и пускается во все тяжкие. Вот тут-то и появляются гонцы с депешами «Делать мне, дорогие соседи, нечего, жить негде, править нечем. Потому, извиняйте, милые, вынужден идти на вы!».

Но вероятно на самом деле вовсе не так задирист был Святослав. То, что нам достоверно о нем известно, создает впечатление, что у покинувшего мачеху и отчий дом недоросля-княжича не просто бушевала горячая кровь, в его действиях просматривается четкая цель, одна сверхзадача: отомстить за отца его обидчикам. В общем-то, казалось бы, та же, что у Ольги по тексту ПВЛ (русь, мы это знаем еще по договору 911 года, кровных обид не прощает!), но не такая параноидальная и меркантильно мелочная, а залихватски масштабная, но в то же время вполне практичная.