В конце концов у нас есть старшие — им и отдуваться, решил я и опять завалился на войлок. Бурка прижался к моему боку. Потом и голову «в меня» спрятал.
— Ты чего? — спросил я, наблюдая, как мальчишки под крики толстяка разводят огонь.
Наоравшись, Шонк увёл Тоша за мясом, а Байсур, которому толстяк поручил принести воды, взялся перекладывать свои обязанности на незнакомого пока парнишку.
— Он всё помнит, — прошептал Бурка. — Помнит, как рос на высокой скале, помнит своё имя и род, я даже семью его знаю.
Голос волколака дрожал.
— Ничего, — пообещал я. — Разберёмся по ходу. Может, есть какое-то средство, вернуть твоим собратьям способность оборачиваться?
— И что тогда? — Бурка засопел, видно гнев душил его и не давал говорить. — Они же больные! Родственники их уже оплакали. Какими они вернутся? Сумасшедшими?
— А может, они снова станут детьми? — предположил я.
Бурка замолчал, задумался и даже приободрился немного. Я, может, и соврал ему, но надо же было как-то утешить?
Вернулся Тош с кожаным мешком. Мяса там было не так уж много на нашу ораву. Он и сам это понимал, и выглядел растерянным.
— Сейчас господин Шонк ещё ячмень принесёт, — выдавил парень на мой немой вопрос.
Толстяк и правда нарисовался, когда вода в котле закипела. Ячменя он принёс тоже немного, но по здешним меркам и немало — килограмма три.
Мешочек с ячменём толстяк должен был отдать Тошу, парень у нас уже определился как главный по хозяйственной части. Но Шонк вдруг сунул ячмень мне и, гнусно ухмыляясь, ушёл.
Тош захлопал глазами, словно он тут не при чём.
Я демонстративно вздохнул и встал с войлока.
— Тош? — позвал я. — Ты зачем рассказал толстяку, что мы подрались с Байсуром? Тебя сейчас прибить или утром, чтобы ты не вонял тут ночью?
*Знаменитая гора. Ньяуи (исп. Nahui, '?a.wi, испанская форма слова nawi (глаз) языка кечуа) — гора в регионе Куско, Перу. Высота 4208 м.
Рядом с горой находится небольшое поселение Ньяуи-Чапи.
Глава 20
Длинная ночь
— Я ничего не говорил! — испуганно выпалил Тош. — Господин Шонк сам обо всём догадался! Сам!
Парень попятился. Видел он меня и в драке, и на тренировке с палками, и всё понял правильно.
Я ему, разумеется, не поверил. Если бы нас подслушивали, Бурка сказал бы мне сразу. Байсур пожаловаться на моё самоуправство не мог — не тот типаж. Значит, Тош. Больше ни у кого из мальчишек такой возможности просто не было.
Вот жалко, что палки отобрали. Нож-то у меня имелся, и даже не один, но не убивать же в самом деле этого болтливого дурака. Что я, маньяк?
Подростки, однако, решили, что немедленная смерть Тоша — это верняк развлечение. Не просмотреть бы.
Все, кто был не занят костром и мисками, обступили нас тесным и любопытным кругом. Довольно тесным — места в юрте было немного.
Лица были напряжены, глаза блестели. Интересная же штука: Тоша сейчас убивать будут! Страшно… интересно, ага?
Смерть эти пацаны «причинять» умели. Кто-то охотился, кто-то резал домашних животных. Вот только людей убивать они пока ещё не доросли.
Один Байсур не повёлся. Остался лежать в своём углу в позе: «да не царское это дело — смотреть на всякую ерунду». Этот, может, уже и людей убивал. Большой мальчик.
— А врёшь зачем? — мрачно спросил я Тоша, не зная, как разрулить этот доморощенный театр. — Я же знаю: кроме тебя — некому.
А сам думал: «Ну, толстяк, ну скотина! И ведь тут же мальчишку выдал! Похоже, нарочно нас стравливает. Понять бы — зачем?»
— Лучше сейчас его убей! Пока ночь! Утром — сразу увидят! — загомонили пацаны.
Оправдания Тоша их не интересовали.
Подумать о более дальних последствиях убийства им даже в голову не приходило. Жизнь приучила здешних парней к тому, что оступившихся убивают, это закон. А что с нами потом за такое сделают — это «только Тенгри знает».
— Говори, что ты наболтал! — приказал я Тошу и достал свой любимый нож.
Тут уже и пацаны, возившиеся у котла, побросали дрова и миски, почуяв, что запахло жареным. И Байсур, развалившийся в углу, вскочил.
— Я сказал, что ты ведёшь себя с нами как главный! — пискнул Тош. — Что все боятся с тобой спорить! Не убивай меня! Я больше ему ничего не скажу!
— Клянись мне, что больше не будешь врать и стучать! — приказал я.
Тош, всё ещё испуганный, отреагировал странно: вытаращился на меня и даже глазами захлопал.
Я нахмурился. С Шасти же такое прошло, а этот чего завис?
— Клянутся только перед богами или своим родом, — сказал Лойчен не очень неуверенно. — Не перед человеком.
Только тут до меня дошло, как неудачно я выразился. Потребовал клятвы не перед Тенгри, а себе. Но даже Лойчен опасался теперь со мной спорить. Мировоззрение я ему пошатал сильно.
— Тош будет клясться мне! — отрезал я. — Или сдохнет.
— Гэсар — великий воин, — «помог» мне Бурка. — Вы увидите, что будет, когда он получит меч! Ему можно клясться!
Я чуть воздухом не подавился: великий воин? Ну, волколак, ну собачий сын!
Мальчишки же просто обалдели от такой новости и стали разглядывать меня в поисках дырки, где во мне этот воин спрятался.
Пользуясь моментом всеобщего замешательства, я шагнул к Тошу:
— Клянись!