— Плохо, — кивнул я. — Но не я это начал. Терий Верден пришёл на нашу землю, и он должен остаться здесь, если хочет. Я подарю ему целых два метра.
— Но будет ли после войны — мир? — спросил Сакал.
— А после зимы — будет весна? — ответил я таким же вопросом.
— Счастлив был твой отец, иметь такого разумного сына, — вздохнул караванщик. — Шесть сыновей было у меня. И перевал забрал всех.
— Перевал? — удивился я.
— Он не принял моих сыновей, — пояснил Сакал. — Они оказались недостойными. А недостойные — сгорают в огне.
— Что значит — оказались недостойными? — нахмурился я.
Вот же чёртов перевал!
— Душа их была слабее моей, — пояснил Сакал. — Они хотели найти за перевалом дорогое оружие, украшения, ткани и пряности, а не алкали духовных богатств. Они пошли с караваном, и огонь… — караванщик тяжело вздохнул. — Страшный белый огонь, белый как снег, холодный как снег — он поглотил их.
«Белый? — подумал я. — Тот, что уже спасал мне жизнь, вспыхивая на руках?»
И промолчал.
Я мог бы спросить Сакала про белый огонь на своих руках. Но что если бы он оказался тем самым, что сжёг на перевале его сыновей?
Выходило, что вот он я — беленький, чистенький… А шестеро его детей… Шестеро!
Да, они шли через перевал за тряпками и побрякушками, а не за познанием, но всё-таки…
Сакал заплакал. Он понял. Прозрел мои мысли.
Я сидел, не зная, какими словами можно утешить старика, потерявшего шестерых детей.
Чиен тоже не мог мне помочь. Он смотрел в огонь, вспоминая своего погибшего сына.
Глава 22
Нишай
Трудно быть гордым, когда руки у тебя крепко связаны, да ещё и магической верёвкой, которую не ослабить и не развязать.
Нишай ёрзал-ёрзал, но пришлось-таки обратиться к Шасти, увлечённо читающей книгу по магии. Его личную книгу, будь проклят этот Кай!
— Может, ты всё-таки развяжешь мне руки? — подал голос колдун.
Шасти подняла недоверчивый взгляд на парня с внешностью охотника и хитрой душой мастера чёрного слова. Она ему не верила ни на волос.
Нишай засмотрелся в большие глаза девушки. Они были как два маленьких озера в подземном мире — чёрные и загадочные.
— На все твои тайные желания у меня есть горшки нужных размеров! — рассмеялась Шасти, сообразив, чего так хочется пленнику.
Нишай тяжело вздохнул:
— Ну, куда я убегу из сортира? В дерьмо, что ли закопаюсь, как жук?
Но Шасти только смеялась в ответ.
«Вот же несносная девчонка! Как же к ней подступиться?» — Нишай почесал нос о плечо кожаной рубахи — не шёлк, зато чесаться удобно.
— Неужели ты не можешь ослушаться своего Кая?.. — начал он осторожно.
— Это ты не можешь ослушаться, — фыркнула Шасти. — А я — не хочу!
— Глупая! — рассердился Нишай. — Кого я не могу ослушаться? Я тут один! И слушаю сам себя!
«И воду внутри себя, — подумал он. — Хоть совсем ничего не пей».
— Вот-вот, — Шасти откровенно веселилась над пленником. — Кай говорит, что весь мир человека — у него в голове. Сначала человек придумывает, как ему надо жить. А потом становится рабом своих придумок. Живёт в придуманном мире, как в клетке. И лучше умрёт, чем сделает шаг наружу.
— Я не придумывал мир! — огрызнулся Нишай. — Я изучал, как живут другие! И понял, как надо жить правильно!
— Других очень много! — легко парировала Шасти. — Дикари живут своим уставом, караванщики — своим. А ты?
— Ты же сама сказала — они дикари! — поморщился Нишай.
— Ну да, — легко согласилась Шасти. — Но кто придумал, что это плохо? Кто решил, что именно дикари живут неправильно, а? Уж не ты ли?
— У них нет городов!
— А что в них хорошего? В городе я бы сидела взаперти, и нос высунуть не смела. Магичка — это же ведьма, да? Ну, вот и лежи тут, связанный магичкой!
Шасти обидно захихикала.
Нишай хотел ответить что-нибудь резкое, но терпеть больше не мог.
Он был рабом того мира, который придумала ему Шасти, крепко связав руки. Или он попросит горшок, или придётся лежать на мокром.
— Позови Незура? — попытался он в последний раз. — Пусть он отведёт меня? Он-то со мной точно справится!
— Его нет в лагере, — пожала плечами Шасти.
Нишай насторожился. Он знал, что Незур — из тех, кто охраняет лагерь и на охоту не ходит.
— Хорошо, — сдался он. — Давай свой горшок. А где Незур?
— Ушёл вместе с Каем в город. — Шасти достала и принесла отбитый с краю, но чистый горшок. Поставила рядом с лежащим парнем. — Они хотят найти охотника и вернуть ему тело.
— А я? — Стеснение вдруг потеряло для Нишая всякую актуальность, но он всё равно буркнул, кое-как развязав штаны кончиками пальцев: — Отвернись!
— А тебе наконец-то отрежут голову! — рассмеялась Шасти, но отвернулась и честно ждала, пока все звуки стихнут.
Вот только девушка не молчала, и потому непослушные завязки штанов путались в пальцах.
— Давно пора отрезать тебе голову! — дразнилась она. — Все этого хотят! Вот только без татуировки — какая ценность в твоей голове? Даже на шест её не насадишь — никто не поймёт, чья!
Когда Нишай закончил свои дела, девушка забрала горшок. Встала, чтобы отнести его к выгребной яме и выплеснуть содержимое.
Однако заметила неподдельное отчаяние на лице парня, сжалилась и остановилась у входа: