Кайа. История про одолженную жизнь

- Меня только-только едва не задушили и не застрелили, так что, я вовсе не желаю ссориться с…, - я замолчал, вспоминая, как зовут его подружку, - Касуми, она, судя по всему, девушка горячая и вполне может завершить начатое этими двоими…Но я искренне благодарна вам...вам всем, - я обвел взглядом тут присутствующих, - за то, что я...жива.

Я впервые бросил взгляд на «дядюшку»...на его тело.

«Дядя» Художницы был безусловно мертв, одна из пуль, попавшая в голову, разворотила его лицо, а несколько других, я насчитал еще минимум пять попаданий — его тело, оставив рваные и окровавленные следы на дорогом костюме.

Быть убитым солдатами страны, которой он, верой и правдой, судя по всему, служил долгие годы. Печальное завершение жизни, да…

Мой разум «зацепился» за несколько слов:

«Убит страной»!

Я оглядел покойных, никто, судя по всему, не пытался с ними договориться, их просто убили.

От этих размышлений меня отвлекла ворвавшаяся в помещение бригада медиков и моя «вновь обретенная матушка».

На следующий день, у себя в «домике на островке», в Поместье. После осмотра врачами, прибывшими вместе с «матушкой», которые пришли к выводу, что, кроме сильного душевного потрясения и поврежденных запястий, перебинтованных прямо тут же, в «пыточной», никаких иных физических повреждений, требующих лечения у меня нет.

Так что единственным специалистом, с которым мне пришлось «плотно» пообщаться — был психолог, тоже какой-то «ведомственный», не гражданский.

Ибо, все произошедшее в Пансионе — не подлежало огласке, об этом меня предупредила «матушка».

Целый день провалявшись в кровати, не желая никого видеть и вставая только на «покушать», под бдительным надзором сиделки, я к вечеру решил посмотреть «ящик».

«Щелкая» пультом, я внезапно замер, на одном из государственных каналов женщина-диктор читала новости:

- К печальным новостям, - сказала она, - вчера ночью, в своем доме, на пятьдесят девятом году жизни, вследствие тяжелой скоротечной болезни, скончался…

Я пропустил мимо ушей то, что она сказала далее, ибо на меня, с экрана «ящика», смотрел «дядюшка» Художницы, облаченный в мундир…

- Приносим свои соболезнования, - услышал я конец фразы диктора, - в связи со смертью человека, имевшего столько заслуг перед Родиной.

Скончался, от болезни, дома...да.

Я переключил на «коммерческий» новостной канал, один из репортажей которого, освещал крупное ДТП:

- Сегодня ночью, в крупной автомобильной аварии, погибли несколько офицеров седьмого управления армейской контрразведки, в данный момент, сообщается о пяти погибших...

Глава 26

«Ничто» - пожалуй именно так можно описать то место, где я сейчас нахожусь. «Ничто». Ничего нет, не видно ни зги.

Внезапно «дали» яркий свет, осветивший меня и то место, где я стоял.

Резко отвернув голову в другую сторону от его источника, я сильно зажмурил один глаз и заслонил рукой другой.

Еще один источник света! Еще один! И еще! И еще!

Попривыкнув — осмотрелся, выяснилось, что свет «дали» вовсе не только ради меня.

Пять мощных прожектора освещали пять участков...сцены!

Место где я оказался — было обычной деревянной сценой, без кулис, возникшей «из ниоткуда» и находящейся посреди «ничего».

- Убийца! - позади меня раздался истошный крик, я вздрогнул и резко развернулся, узнавая голос — кричала Яна!

На сцене стояла освещенная прожектором ванна, из которой поднималась мокрая и голая Яна, чьи глаза и рот были широко раскрыты, прямо как тогда, когда я видел ее в последний раз...

- Что ты натворила? - ее голос сорвался на истерику, - я лишь хотела быть твоей Прислужницей, а ты меня безо всякой жалости убила! Ты жестокая, как и все знатные...

Она с трудом вылезла из ванной и сделала несколько шагов в мою сторону, оставляя мокрые следы на деревянных досках.

- Убийца, - раздался еще один девичий вопль, я повернул голову, чтобы узнать, что на этот раз…

На другом освещенном участке сцены я увидел Художницу, видок она имела такой, будто явилась сюда прямо со съемок фильма «Звонок».

Она стояла в длинной ночнушке, склонив голову, шея ее была в петле, а другой конец веревки уходил куда-то высоко, в «ничто»…

- Ты не оставила мне выбора, ты…, - она запнулась, подняв голову и заглянула мне в лицо.

Ее глаза «вылезли» из орбит, цвет лица, в свете софитов, был лиловым, а распухший язык вываливался изо рта.

Я взглянул на ее ноги, они были грязными, перепачканными землей.

- Это ты виновата в моей смерти! Я так хотела жить, ты понимаешь? - ее вопли перешли в жалобный скулеж.

- Понимаю, - пробормотал я, - еще как понимаю.

Еще один прожектор! И на этот раз он осветил сцену совсем уж близко от меня!

И когда я увидел фигуру, вырванную из тьмы потоком света, у меня в глазах, на мгновение, вспыхнули ярко зеленые кляксы, из-за мощного выброса адреналина.

Передо мной стоял «дядюшка» Художницы.

Он стоял, расправив плечи и смотрел на меня.

Одет он был не так, как в нашу с ним встречу, сейчас он был облачен в парадную форму Русской Имперской Армии, а бессчетное количество орденов и медалей на его груди, отражая свет прожектора, слепили мне глаза.