Кайа. История про одолженную жизнь. Том 3

Оторвав взор от поножовщины (а «папаше» уже досталось, судя по крови на его белой рубашке), незаконнорожденный сын «деда», сначала, кажется, хотел меня послать подальше. Однако, затем, судя по выражению его лица, ему пришла в голову позабавившая его мысль.

— Пожалуйста, барышня, — только и сказал он, протягивая мне свою винтовку.

Наверное, оружейный предохранитель в этой реальности называется как-то иначе, поэтому я просто спросил:

— Оружие готово к стрельбе?

— Да, — ответил тот, — просто жмите на спуск

— Одиночный, двойной и непрерывный? — задал я последний вопрос, глядя на буквы: «О, Д и Н» рядом с флажком, устанавливающим режим стрельбы

— Все верно, барышня, — было мне ответом.

Режим огня был установлен на одиночный выстрел. То, что надо, иначе заодно и «папашу» пристрелю.

Все происходящее — это наказание за мое малодушие в прошлой жизни, особенно в ее конце. И я должен принять его полностью! Я вскинул винтовку.

Какое удобное оружие, длинна телескопического приклада была отрегулирована словно специально под меня. Единственное, что хват левой рукой неудобный. Но это не вина этой прекрасной винтовки, ведь у меня не достает на руке одного пальца…

«Не думать! Не колебаться!», — говаривал мой американский товарищ, учивший меня стрельбе, — «Вскинул оружие, прицелился, выстрелил!»

Прицелился…Зеленый кружок коллиматорного прицела остановился на середине живота бывшего «папаши». Время замедлилось для меня еще сильнее.

Один из братьев «отца», папа Олечки, удерживал «папашу» сзади, давай моему бывшему «папане» беспрепятственно зарезать своего братца. У третьего брата «папаша» выбил нож из рук, и он сейчас тянулся за ним.

Бывший «папаша» хорошо стоит. Удобно для стрельбы с моей позиции, так, что я могу стрелять свободно, не опасаясь попасть в своего нынешнего «папочку».

Бывший «папа» что-то почувствовал и начал, как в замедленной съемке, поворачивать голову в мою сторону.

— Сука! — только и прошептал он

Раз!

По залу пронесся совершенно чудовищный звук, ранящий не только уши, но и отдающий куда-то в основание черепа. Очень громко. Очень быстрая пуля.

На рубашке бывшего «папаши», в районе живота, образовалось стремительно расширяющееся больше красное пятно. Пуля пробила его тело насквозь.

Два!

Чудовищный звук вновь резанул по моим ушам и позвоночнику в районе основания черепа, а на рубашке бывшего «папаши» расцветало новое кровавое пятно.

Три!

Винтовка имела очень комфортную, даже для моего девичьего тела, отдачу, мягко пиная меня в плечо.

Четыре!

Пять!

Я почти оглох и жутко ныл затылок. Бывший «папочка» упал на пол, а на меня, подняв наконец с пола свой нож, кинулся один из его братьев. Папочка Олечки. Что ж вы на меня постоянно кидаетесь? Что его дочь, что жена, что он сам…

Шесть!

А вот и главный недостаток используемого винтовкой боеприпаса — малое останавливающее действие. «Дядюшка», которого пуля прошила насквозь продолжил движение ко мне.

Семь!

Пуля попала «дядюшке» в район паха и он, моментально потеряв сознание, завалился на пол.

Восемь!

Если не считать совершенно чудовищного звука выстрела в помещении, то стрелять из этого оружия — настоящее наслаждение. Спуск у винтовки просто прекрасен! Хочется нажимать на него снова и снова! Он будто кнопка в какой-то дорогущей шикарной машине в те времена, когда кнопки были еще аналоговыми.

Тугой ход спуска в начале, случайно не выстрелишь, а затем…просто наслаждение!

Девять!

Второй «дядюшка», удерживавший «папаню» сзади, бросился бежать на выход из зала, а толпа, навстречу к которой он бежал, разбегалась кто куда.

Десять!

Я промахнулся, и пуля, срикошетившая от стены задела одну из женщин, находившихся в зале, которая громко скуля повалилась на пол.

Одиннадцать!

Двенадцать!

«Дядя» завалился на пол, забавно дрыгая руками и ногами, непрерывно крича.

Тринадцать!

Четырнадцать!

Пятнадцать!

Боже, как у этого прекрасного оружия, может быть такой ужасный звук выстрела?

Шестнадцать!

Я расстреливал распростёртые на полу тела.

Семнадцать!

В зале кричали. Мужчины, женщины…все! Кричали, зажав уши руками и в ужасе глядя на меня.

Восемнадцать!

Я засмеялся!

Девятнадцать!

…

Тридцать пять!

Я нажал на спуск, но ничего не произошло. Стало быть, в магазине было ровно 35 патронов.

Я практически оглох, от боли раскалывалась голова, в зале воняло сгоревшим порохом, визжали люди.

Почему закончились патроны?! Я хочу продолжать стрелять!

Я заметил, как одна из женщин, дочь «деда», что-то кричит мне с недовольством на лице и машет на меня рукой. Сука! Ненавижу вас всех!

Я вскинул винтовку и наведя на нее зеленый кружок прицела, нажал на спуск. Увы, ничего не произошло. Ничего, кроме того, что она с криком бросилась на пол.

Я засмеялся и навел оружие на одного из мужчин, который завизжав не хуже иной женщины, схватил одну из представительниц прекрасного пола Семьи и выставил перед собой живым щитом.

Я истерично хохотал, продолжая нажимать на спуск, а на выход из зала, бегом, как крысы с тонущего корабля, повалили мои «родственнички», расталкивая друг дружку и затаптывая упавших на пол женщин.

Пол…пол в зале был залит кровью.

Я продолжал хохотать.