Ни Маасу, ни какому-либо другому богу или богам в степи не поклонялись. Как мне объяснял когда-то Ирвин: они были слишком горды для этого. «Все в руках воина» – был их жизненный принцип.
К Фару – абсолютно типичному городу Трихры – мы подъехали наследующий день. Еще задолго до того, как мы увидели городские стены, скучное пространство вокруг стало разбавлено прекрасными конными табунами. О здешних кочевниках можно было сказать много плохого, но уж в чем в чем, а в коневодстве – равных им не было. Даже я, будучи не бог весть каким специалистом, не мог не оценить красоты и стати выращенных здесь скакунов.
За частоколом, окружавшим городок, мы оказались немногим позже полудня. Поселение состояло из пары десятков свободно расположенных деревянных зданий, одной улицы, идущей через все селение, и широкого пустого пространства в самом центре – место для ярмарки, куда нас и вели. Именно там располагалась «лавка по обороту излишне движимого имущества».
Во время пути Алан с упоением нам рассказывал о том, что если рабу случалось поменять хозяина… то на теле оставалось много свободного места, чтобы выжечь новое клеймо – стращал, сволочь.
В городке было людно, но просить кого-то о помощи желания не возникало. Не то чтобы они все выглядели маньяками… но они так выглядели. На нас смотрели с таким мерзким и злорадным презрением, что становилось как-то… странно. Нет, если бы меня несколько дней назад не приложили по затылку, то я, наверное, чувствовал себя весьма не по себе, но сейчас… Наверное, можно называть меня психом, но по какой-то абсолютно непонятной причине настроение у меня было просто прекрасным.
Я полностью осознавал всю серьезность нашего положения, но все равно почему-то чувствовал себя потрясающе. Я был просто-таки переполнен энергией – как физической, так и духовной, – и совершенно ничего не опасался. Не в силах сдержаться, я стал украдкой улыбаться. Что бы с нами ни происходило, но ведь жизнь-то продолжается! Так? Или я окончательно двинулся…
– И чему это ты радуешься? – угрюмо проговорил Мик.
Когда мы оказались в городе, кочевники слегка ослабили требования к мерам безопасности. Всех коней оставили на входе в город, их куда-то повели трое кочевников, отделившихся от основной группы, и теперь Мик шел рядом со мной. Можно было говорить так, чтобы никто кроме нас самих, нас не слышал.
– Наконец последние мозги потерял?
– Пока не уверен, – честно признался я.
Несколько секунд Мик безмолвно разглядывал меня, после чего пожал плечами и вновь принялся угрюмо глазеть по сторонам. Видимо, решил, что обойдется без приступа, а может быть… даже само пройдет.
Миновав большую часть площади, отряд остановился.
– Пусть их закуют, – приказал Айра – так звали «вожака», – а я пока пойду с Кетаром договорюсь.
– С Кетаром? – переспросил Алан. – Он же опять процент непомерный возьмет.
– Зато продаст дороже, и нам не придется здесь неделю торчать, у него всегда на примете есть покупатель. Все, идите. И не забудь их обыскать, а то опять из-за какого-нибудь игрушечного ножичка какой-нибудь толстосум нам полцены собьет. Да, и не надо такой толпой тут таскаться, возьми троих для охраны, остальные пусть устроятся на постой на пару дней. И пусть идут к Хагарту, а не к его жадному племяннику. Напомните ему, что он нам должен за прошлый раз.
В кандалы заковывали неподалеку. Дело было поставлено хорошо. Команда заклепщиков состояла из двух человек. Один был тощим, постоянно морщащимся стариком, он сидел на стуле, который раза в два превышал размерами самого старика. Второй был толстым грязным громилой. От него нестерпимо разило потом, и я подумал, что старик наверняка морщился именно из-за этого. Громила выполнял обязанность кузнеца. Об этом было несложно догадаться по лежащей рядом с ним куче цепей и насквозь проржавевшему, но все равно внушительному на вид молоту, который он держал в руках.
– Троих, – коротко сказал Алан, подойдя к старику.
– Три монеты, – ответил старик.
– Всего три медяка? – обрадовался Алан, уже начиная рыться в кошеле.
– Три серебрушки, – сказал старик.
– Что?! – заорал Алан. – В прошлый раз в три раза дешевле было.
– Что поделаешь? Инфляция.
– Чего?
– Железо, говорю, дорожает, место на рынке опять же, дети дома не кормлены, внуки, правнуки, прапра…
– Кончай заливать. Так и быть, две монеты, и мы в расчете.
– Три, или заковывать сам будешь…
– … и своим железом, – поспешил добавить он, когда увидел, что Алан начал засучивать рукава.
Минуту Алан сверлил старика злобным взглядом. Старик был тертый калач, на него злобные взгляды не действовали. Еще через минуту Алан сдался.
– Кровосос, – процедил он сквозь зубы, вываживая монеты.
– Вот так бы сразу, – заулыбался старик, – Кулашик, – обратился он к толстяку, – обслужи ребят.
– Погоди чуток, – сказал Алан, уже поворачиваясь к нам, – встали на месте и не дрыгаемся. Тебя это вдвойне касается, – последняя фраза предназначалась мне.
В ответ я только кивнул, даже не перестав улыбаться.
– А чего это ты скалишься? Так, этого резвого, пока не закуют, не развязывать.