Каиново братоубийство. Хроника государственного переворота 1993 года (сборник)

Бесовщина

Бесовщина в том и состоит, чтобы прикидываться святостью. На праздник Рождества Богородицы, ни раньше, ни позже, началось противостояние, логически рассчитанное на переход в братоубийство. Дни противостояния вспоминаю как фильм ужасов: русские избивали русских. То-то было счастья бесам, сидящим у телевизоров, наблюдать бойню. ОМОН был особенно жесток, некоторые надевали черные тряпки на лица, но в основном лупили, в открытую. Думаю, что я нагляделся на всю жизнь. Вот женщина, ее волокут за ноги по булыжнику Красной Пресни, вот мужчина, седой, старый: «Сынки, сынки, я ж воевал, сынки!» И его бьют «сынки». Тут и заграничные прозрачные щиты, тут и запах «черемухи»… Вот уже и кровь – мужчине щитом рассекли лицо. Где вы, фонды и партии, ассоциации и движения, куда вы делись? Где ваши громокипящие программы и уставы, где гром оваций ваших съездов и конференций? Все это было болтовней и трепом сытых амбиций. Чего же вы склоняли имя России на все лады, где теперь те щели, куда вы забились? Да выползете небось…

И оппозиция у нас будет на диво. Скажет один федеральный думец: «Президент – хороший реформатор», но тут же выскочит оппозиционер и смело заявит: «Я категорически не согласен: президент не просто хороший, он очень хороший!» Вот какая будет оппозиция. Русские стояли против русских. Русские оскорбляли русских. Из-за политиков? Да. Чугунными лбами уперлись политики, разделяя людей. Ночь перед расстрелом Дома Советов была ознаменована приходом демократов на защиту Моссовета. Этот Моссовет сами же они разгонят через два дня, а пока создавали кукольные баррикады, одолеть которые мог бы молоковоз Жители близлежащих домов радостно валили с балконов ненужное старье, также волокли мусорные контейнеры на колесиках, стаскивали елочки и липы в деревянных кадках, но в основном пили и ели. Утром пустая заграничная тара гремела и звенела под ногами. Но тщетно старухи пытались отыскать бутылки на сдачу, нет, кооператоры поили нестандартным пойлом.

Этим утром по радио сказали, что шесть военно-полевых кухонь повезли завтрак защитникам Красной площади. Я пошел посмотреть.

От «Белого дома» который вскоре почернеет, слышались выстрелы. Знатоки говорили: «БМП… А это БТР».

У Мавзолея сменился караул. Но не промаршировала смена от Спасских ворот, а вышла из-за Мавзолея, от бюстов Сталина и Калинина. Вышла без карабинов, взяла их у тех, кто отстоял, и встала на их места. Как-то все в Москве сразу запаршивело и опаскудилось: мусор никто не вывозил, транспорт в центре лихорадило. Люди шли пешком.

Думаю, что пропускали к Дому Советов специально, чтобы одно из двух: или увеличить число убитых, или загородить храбрую технику, обстреливающую прямой наводкой здание. Приученная демократическим телевидением к непрерывным зрелищам убийства, толпа как-то не воспринимала, что убийство не в кино, а всерьез. Когда стали бить тяжелые орудия танков, вот тут многие поняли: в сегодняшней России может быть все что угодно, в ней нет закона, есть сила; нет права, есть оружие. Пулеметные и автоматные очереди сливались в небывалый барабанный бой, близкий свист шальных пуль заставлял приседать даже отчаянных. Когда тащили раненых, а может, убитых, к ним особенно прытко неслись телеоператоры…

…Били прямой наводкой страшными снарядами, визжали пули, толпа стояла…

Теперь о том, во что обходится наше молчание, твое молчание и равнодушие толпа. Это не полный список, это тот самый список, на который еще мог согласиться палач. А впрочем мог и не согласиться, толпа промолчала бы и тут.

(«Московская война», 1994)

Октябрь прошел через мое сердце с невероятной болью

Наталья Варлей,

заслуженная артистка России