Каиново семя

— Может быть, киллер получил дополнительные инструкции в письменном виде. А может быть, ты права, и Виталий действительно хотел спасти меня за твой счет. Но неужели ты думаешь, что он способен проявить твердость и хранить гордое молчание, если милиция возьмет его в оборот? Спорю на что угодно: когда станет по-настоящему горячо, этот слизняк поползет к моей мамочке и продаст меня со всеми потрохами, лишь бы спасти свою шкуру.

— Так что же ты собираешься делать? Поговоришь с отцом?

— Наверное. — Марина погладила нос. — Не тревожься за меня, что-нибудь придумаю. Который там час? Тебе не пора?

— Вообще-то пора, — сказала Марьяна, глянув на часы. — Но мы же еще не договорили! Встретимся завтра, хорошо?

— Нет, Яна, ты должна уехать. Прошу тебя, не спорь. Мне будет труднее найти выход, если я буду тревожиться еще и за тебя. Не огорчайся, мы обязательно увидимся и обо всем поговорим, когда эта история закончится. Оставь Кате свой телефон, я найду способ тебя известить.

Девушки обнялись.

— Удачи тебе, — сказала Яна. — Я буду ждать твоего звонка.

— И тебе удачи. Спасибо за все.

Марьяна встала и шагнула к выходу. Когда она взялась за дверную ручку, Марина ее окликнула:

— Яна! Если я все-таки погибну… не пытайся искать справедливости, ладно? И Катю отговори. Моя мать — страшная женщина. Не хочу, чтобы и вы пострадали.

Она выписалась из гостиницы в Ковылях, попрощалась с Маргаритой Павловной и Шуриком, щедро одарив их напоследок, и даже села на поезд. Только, вопреки совету Марины, заклинавшей ее уехать подальше от Старграда, отправилась прямиком туда. У нее еще оставались дела в этом городе.

Яне решительно не понравились настроение и прощальная просьба девушки отказаться от всяких попыток возмездия, если она, Марина, все-таки погибнет. И этот ее жест, когда Яна спросила, собирается ли она рассказать обо всем отцу… Если верить известной книге «Язык тела», прикосновение к носу означает, что человек лжет. Получается, что Марина не рассчитывала на помощь папы-губернатора. Но как еще она может выпутаться из этой истории, если ее мать и впрямь такая крутая баба? Ведь у бедняжки, по ее собственным словам, нет ни одного близкого человека, кроме Катерины, с которой ей не дают свободно общаться. Кстати, просьба Марины не лезть в пекло в случае ее гибели распространяется и на Катю. По всему выходит, что эта безропотная жертвенная овечка решила отказаться от борьбы и сдаться на милость победителей.

Эта мысль приводила Яну в бешенство. Какого черта! Девицу с самого рождения опутали по рукам и ногам, не позволяли ей свободно вздохнуть, отравляли жизнь всеми возможными способами, а теперь собираются даже эту жизнь отнять, а она не нашла ничего лучшего, как смириться с уготованной ей участью и по-христиански простить своих мучителей! Пусть у нее нет шанса выиграть эту схватку, пусть она заранее уверена, что обречена, но как можно сдаваться без борьбы? Да Яна на ее месте устроила бы такую свистопляску! Забросала бы заявлениями и разоблачительными письмами все инстанции от районного отделения милиции до генпрокуратуры, подняла бы на ноги прессу, телевидение, составила бы завещание, запрещающее использовать ее органы для пересадки, уговорила бы отца нанять ей роту самых матерых бодигардов, желательно, иногородних или даже иностранцев. Не исключено, конечно, что ее остановили бы в самом начале — заперли бы, надели смирительную рубашку или убрали по-быстрому… Но побултыхаться-то стоило! Сложить лапки и пойти ко дну никогда не поздно.

Будь у Яны хоть немного времени и возможность говорить, не опасаясь чужих ушей, она нашла бы доводы и убедила Марину бороться. Но времени и возможности не было, а посему ей предстояло самой предпринять какие-то шаги для спасения сестры.

Сестра… Мысленно назвав так Марину, Яна не вполне отдавала себе отчет, что имеет в виду: родство, так сказать, в широком, библейском, смысле этого слова или в изначальном, общепринятом. Между тем вопрос этот волновал ее чрезвычайно. «Особый заказ» на Марину в совокупности с болезнью ее матери однозначно выдавал замысел губернаторши разжиться подходящими донорскими почками. Стало быть, эта полудохлая Медея уверена, что Марина ее родная дочь. Иначе ее богомерзкая затея не имела бы смысла, ведь без соответствующих анализов никто не гарантирует совместимости тканей у людей, не состоящих в близком родстве. Собственно, и при близком родстве такой гарантии никто не даст, но в этом случае вероятность совместимости достаточно высока. Казалось бы, при таком раскладе нет шансов, что Марина и Марьяна сестры, а тем более — близнецы. Зачем губернаторше, родившей двух девочек, отдавать одну из них чужой женщине? Пускай даже она серьезно больна, и врачи сомневаются, удастся ли ей выкарабкаться, — у нее есть муж, к услугам которого все кормилицы, няньки, педиатры и патронажные сестры города, есть бабки-деды, которые наверняка с радостью примут на себя заботу о внучках, есть друзья наконец. Она не нищая девчонка без родни и жилья, которой и с одним-то ребенком некуда податься!