Глаза Тильды приобрели полубезумное выражение, но вежливость есть вежливость.
— Бу-чо, познакомься, мои друзья. Им нужны защита и кров.
Гора медленно, все так же покряхтывая, развернулась в нашу сторону. Мелкие, навыкате глазки уставились на нас.
— Бу-чо понял, — тихий и нежный голос заставил меня удивленно встрепенуться. Большего несоответствия, в своей жизни не встречал. Тильда сделала вежливый шажок назад:
— Я приду завтра. В это же время. Расскажу новости. Пока просто сидите тихо. Бу-чо о вас позаботится. Да-ши, Бу-чо.
— Да-ши, Тильда.
Я проводил взглядом толстую мохнатую тушку. Нет, крепко вбитая на уровне инстинкта неприязнь не исчезала.
— Представитесь? — нежным колокольчиком прозвенела гора Бу-чо.
— Пилон. А это Кайорат.
Перпедль скосил глазки в мою сторону и вновь уставился на коня.
— Покажу место. Ваше.
Покряхтывая, гора повернулась к нам спиной, если ее можно так назвать, продолжая поскрипывать и исторгать облачка зеленоватого дыма, неторопливо поползла в сторону дома. Мы пошли следом. Такое существо как перпедль никогда мне не встречалось. Если подумать, то вообще никто не встречался кроме обитателей моего родного мира и учебных образцов в большой книге голографий.
Дом Бу-чо был подозрительно похож на своего хозяина. Громадный, весь кривой, впечатление что и рыхлый, состоящий из множества проходных комнат и комнатушек, заваленных горами хлама. В одной лежала целая гора разноцветных шариков. В другой — полусгнивших тряпок. Мы долго бродили по комнаткам, пока не дошли до пустого помещения. Абсолютно. Бу-чо повернулся, тяжко вздохнул и произнес своим удивительным голосом:
— Вот. Мешать не буду. Приду потом.
Тихо посапывая, перпедль медленно уполз в лабиринт комнат. Пилон проводил его долгим задумчивым взглядом. Я обессилено привалился к стене и огляделся. Каменный квадрат пола и одно большое окно во внутренний двор. Проем прорубали прямо в стене и ничем не закрыли, ни желудочной пленкой, ни досками, ни стеклом, ни каким-то иным материалом. Между комнатками тоже никаких перегородок. Наверное, Бу-чо в таких тонкостях, как уют не нуждался. Хотя кто его знает, может это и есть уютное жилище на его взгляд?
— Теперь, Кайорат, я слушаю, — сухо произнес Пилон. Сказать, что немного удивился, сильно приуменьшить. Развалившись на полу и вытянув лапы, я нарочито лениво зевнул:
— О чем ты?
— Хватит валять дурака, пока я не перешел на выбивание пыли! — Злобно оскалившись, прорычал Пилон, больше ничем не напоминающий добродушного конягу. Я мгновенно вспомнил, что он — анушка — завлекающий в океан жертв и пожирающий их. Все вспомнил. Промямлил:
— Помнится, ты запретил мне рот открывать.
— Теперь разрешаю, — рявкнул конь.
— Думаю, Осирис мог сбежать. Что его вообще не волкодлаки поймали. Он где-то прячется или спрятан.
— С чего взял? — Чуть менее агрессивно произнес Пилон.
— Многое кажется странным.
Ворча, Пилон высунул голову в окно, затем вновь повернулся ко мне:
— Ты должен научиться, никому не доверять. Знаешь, кто такая Тильда?
— Кошка.
— Кошка! Она правая рука Фифнира, местного преступника. В городе реальная власть в этих лапах. Остальное не более чем декорации, вот так то. Радуга заключила соглашение. Так выгоднее, чем воевать. Фифнир ооочень любит редкие артефакты и не любит воров, которые пасутся на его территории. Он сам вор и прекрасно знает кодекс. А еще он торговец краденым и маг.
— А при чем тут мы? Вообще-то, с ней говорил ты, я кошек не люблю.
— Дурень, — беззлобно ответил конь, — Я знаю Тильду. И Фифнира. Что не означает, разрешение трепаться по поводу ожерелья сна. Я что тебе сказал? Молчи обо всем, что касается нас троих.
— Она может обмануть?
— Тильда? Конечно. Но не предать. Так что запомни. Чужие уши — повод промолчать лишний раз. Все, закрой пасть, я подумаю.
— Пилон?
— Что?! — рявкнул конь.
— Фифнир может не знать чего-либо, что знает стража?
— Да нет, малыш. Фифнир знает все, даже то, о чем не знает никто в городе.
— Получается, ты бывал здесь раньше?
— Бывал.
— А…
— Малыш, замолчи.
Я замолчал. Тишина постепенно превращалась из натянутой в естественную. Бывает, не хочется говорить, да и не о чем. Сменил место у двери, на более удобное, под окном. Внутрь заглядывало медленно темнеющее небо. Закат солнца превращал его в полотно, на котором рисовалось…нечто. Краски — розовые, желтые, лиловые — растекались прозрачными слоями от края до края, смешивались и обретали более глубокие насыщенные оттенки. Россыпь ярко-голубых крупиц, растертых с лазоревым и жемчужно-розовым крошевом перламутра, расцвечивала небесный купол и заставляла сиять все сильнее.