Каир: история города

Пожалуй, наиболее заметный отпечаток эта «культура перемен» наложила на западный пригород Мухандизин. В 1960-е годы здесь строили жилье для рабочих, которым предстояло стать авангардом промышленной революции Насера. Но в последующее десятилетие в «городе инженеров» начали селиться бизнесмены и прочие люди, приветствовавшие «капиталистическую картину мира по Садату». Сегодня улица Арабской лиги, которая полумесяцем тянется через пригород, изобилует фаст-фудами, бутиками и выставочными залами автодилеров. Рекламные стенды все на английском («Кэдбери» и пр). и призывают покупать мгновенно узнаваемые западные продукты и товары.

На огромном экране крутятся рекламные ролики «Иджиптэйр» и других международных компаний. Возле каждого ресторана быстрого питания стоят раскрашенные в цвета заведения мотоциклы — для доставки клиентов по домам, а купа деревьев посреди оживленной автострады вносит последний пошлый штришок в общую картину.

Но этот квартал ни в коей мере не является типичным для Каира. Как и в посткоммунистической России, от внедрения нового экономического принципа «победитель получает все» выиграло лишь меньшинство. Пропасть между богатыми и бедными непрерывно расширяется (к 1992 году свыше половины совокупного дохода горожан принадлежало пяти процентам населения Каира). Полтора миллиона египтян — те, кто пострадал в результате реформ Садата или посчитал себя пострадавшим — покинули страну и отправились на заработки в иные места, прежде всего в богатые нефтью государства Персидского залива. Население Каира пополняли иммигранты из бедных сельских районов, где всегда существовал избыток населения; это привело к появлению кварталов дешевого многоквартирного жилья и к распространению бедности.

Действие короткого романа Нагиба Махфуза «День, когда был убит вождь» (1985) разворачивается на фоне бурной эпохи инфитах. В начале романа отец семейства Мухташими Зайед тоскует о временах правления Насера. «Миновали славные деньки яичницы, сыра, пастрами и джема, — размышляет он за завтраком из бобов и фалафеля. — Хорошие были деньки Д. И., то есть до инфитаха… Цены взлетели до небес, все словно обезумели… И почему я не доверяю никому после падения моего кумира в июне 1967-го? Какую волшебную формулу разыскали эти люди, обогатившиеся в мгновение ока? Неужели тут обошлось без коррупции?» Зайед ищет уединения в ностальгической обстановке кафе «Рише» на улице Талаат-Гарб, где когда-то собирались члены организации «Военные за свободу». Там он продолжает оплакивать своего «падшего кумира»: «Это храм, где чтят память великого героя, который стал символом утраченных надежд для всех бедных и обездоленных».

Кафе «Рише» работает по сей день, служит спасительной гаванью, где можно укрыться от суеты главной торговой улицы Каира. Однако оно ни в малейшей степени не является храмом в честь великого героя революции, случившейся более пятидесяти лет назад. Большинство нынешних клиентов, проводящих время за кофе и чтением газет, попросту слишком молоды, чтобы помнить о тех временах. Вдобавок сегодня в этом кафе обычно множество туристов (хотя — любопытный факт — сюда заходил Саддам Хуссейн, примерявший на себя роль наследника Насера). Сидя в этом кафе, Мухташими Зайед оглядывается по сторонам и сетует на перемены: «мебельные магазины и бутики забиты битком», улицы ярко освещены, водители такси слушают новую музыку, кругом новые банки, новые рестораны, новые ночные клубы. Все это последствия перемен, произошедших в Каире в 1970-е годы. «Только дома да деревья остались прежними».

Скорбь героя Махфуза разделяли многие из жителей Каира. Для большинства горожан бутики на Талаат-Гарб и ночные клубы находились словно на другой планете. В конце 1970-х годов египетская экономика переживала упадок на фоне общемирового кризиса: в 1977 году Международный валютный фонд потребовал от египетского правительства отменить поддержку сельского хозяйства, позволявшую искусственно занижать цены на продукты. Наряду с субсидиями в секторах здравоохранения, образования и транспорта эти дотации означали неадекватную расходам зарплату горожан и дальнейшее обнищание сельской местности. В правительстве рассудили, что крестьяне не станут бунтовать против повышения цен; рассадниками недовольства в Египте всегда были города. И действительно, с отменой дотаций мятежи вспыхнули именно в городах. В столице центром так называемого «хлебного бунта» стала площадь Абдин перед дворцом правительства, в котором когда-то британский посол Лэмпсон пытался добиться отречения короля Фарука. Когда мятежи пошли на спад, правительство обратилось за помощью к США, отдавая себе отчет, что спасти экономику страны может лишь «капиталистический Запад». При этом Садат сознавал, что западная помощь возможна только после заключения мира с Израилем.