Каирские хроники хозяйки книжного магазина

Мы с самого начала знали, что Diwan будет продавать книги на арабском, английском, французском и немецком языках. Мы также знали, что это не очень определенные категории, и потому сразу решили создать отдел под названием «Основы Египта»[10], который бы содержал книги на всех четырех языках и охватывал разные жанры. Мы, словно авторы научной фантастики, сотворили мир, который существовал лишь в нашем воображении. Из нитей беллетристики, биографической, исторической, экономической литературы и фотографии мы соткали на полках своего магазина современный миф. Некоторые из отобранных нами книг постоянно оставались в этом отделе, остальные красовались там какое-то время, а потом возвращались на свои обычные полки. Название отдела заставило меня задуматься об эфирных, или ароматических, маслах[11]: они продавались на базарах в фигурных стеклянных бутылочках, их история тянулась из далекого и таинственного прошлого, они превращали нечто неуловимое, неосязаемое в ароматную каплю. Так же и отдел «Основы Египта» предлагал сжатую, концентрированную информацию о стране своим читателям: туристам; приезжим, которые хотели бы стать своими; египтянам, которые видели свою страну лишь через замочную скважину.

Существовала причина, по которой слово «основы» было употреблено во множественном числе. Любой отдельно взятый текст о Египте – ложь. История Каира – это прежде всего повесть о двух городах: в одном циркулируют египетские фунты, в другом – зарубежная валюта. Люди, которые живут на египетские фунты, ходят в государственные школы, ездят общественным транспортом и стараются удержаться выше черты бедности. Их самая большая ценность – социальная карта, по которой можно делать покупки в государственных магазинах. Цена и размер одной лепешки балади определяют их существование. Книги для них не необходимость, это роскошь. Другие, как я, живут в безопасном Каире под знаком американского доллара; учатся в международных школах; зачастую говорят на английском или французском лучше, чем на арабском; ходят за покупками в супермаркеты и торговые центры; имеют доступ к импортным продуктам и лекарствам и нанимают других людей, чтобы те готовили, убирали у них дома и возили их на машине. Они живут в египетской столице, но зачастую душа Каира не живет в них – и им приходится потрудиться, чтобы увидеть собственный город.

Мы с Хинд были здесь по разные стороны баррикад: ее арабские книги – с одной стороны, мои английские – с другой. Каждая из отбираемых мной англоязычных книг приносила Diwan больше прибыли, поскольку они закупались за иностранную валюту и оценивались в местной по актуальному курсу обмена, что делало их дороже египетских книг; но арабских книг Хинд продавалось гораздо больше. Она никогда не упускала возможности напомнить мне об этом, например во время ежемесячных общих собраний. Я знала, что ее книги принесли Diwan уважение в регионе и статус истинно египетского книжного магазина, противопоставив нас ненадежным франшизам международных сетей книжных магазинов, которые недавно начали множиться в странах Персидского залива.

Наше извечное сестринское соперничество попало на благодатную почву. Мы постоянно ругались. Хинд была стратегом: она видела картину в целом. Я, напротив, была почти не в состоянии контролировать свои порывы и с упоением тонула в бесконечном потоке мельчайших деталей. Мы защищали свои конкурирующие подборки с рвением бравых солдат. Мы боролись за полки, книги на которых были лучше видны клиентам и поэтому быстрее раскупались, и места для новых поступлений на витринах. В детстве я испытывала перед Хинд бесконечное восхищение и преклонение и потому делала то, что делают все младшие сестры, – ходила за ней хвостом и вечно ее бесила. В подростковом возрасте наша ненависть стала взаимной, как и наше желание друг друга уничтожить. Мы хлопали дверями, громко заявляя, что никогда больше не будем иметь ничего общего. А потом мы познали ценность сестринской поддержки в условиях упорного женоненавистничества. Мы стали подругами и поклялись защищать и поддерживать друг друга. И при всем том мы, как никто другой, знали, как довести друг друга до белого каления.