Каирские хроники хозяйки книжного магазина

Со временем и в результате труда – такого тяжкого труда, что, оглядываясь назад, я сама не понимаю, как нам хватало на него сил, – и с ростом продаж ситуация и в самом магазине, и за его пределами начала меняться. Очень многое случилось за столь короткий срок. Когда Diwan было два года, мне стукнуло тридцать. Впервые за всю свою жизнь и семь лет брака я предложила Номеру Один завести ребенка. Он согласился. Зейн родилась в 2004 году, Лейла – в 2006-м, как раз перед четвертой годовщиной Diwan. Хинд родила своего сына, названного в честь нашего отца Рамзи, в 2005 году. Я не знаю, как мы со всем этим справлялись. Это было невыносимо; мне казалось, что меня разрывают на части.

Но в нашей жизни были маленькие радости и места, которые даровали нам облегчение. В какой-то момент мы смогли позволить себе отдельный офис и сумели набрать лояльную команду, способную выполнять все те бессчетные задачи, которые мы раньше спонтанно делили между собой. На первом этаже дома «Балер» освободилась квартира. Каким-то чудом (чтобы получить лицензию, надо было пройти все круги ада) она уже была лицензирована для использования в качестве офиса. Вход в нее был со двора, а не с главной улицы. С одной стороны от входа стояла деревянная лавка, место сбора балерских привратников; с нее они наблюдали за перемещениями посетителей и на ней судачили обо всех и вся. Эти любители совать нос в чужие дела выполняли целый ряд функций: они были и надежными охранниками, и разнорабочими, и персональными закупщиками, а порой и риелторами. Мы узнали об офисном помещении от главного привратника, Амм Ибрахима[7], с которым я здоровалась каждое утро. Он говорил на отрывисто звучащем нубийском диалекте. Я не очень хорошо понимала его речь, но мы обменивались улыбками и смешками. Под конец каждого месяца он приходил в Diwan в своей опрятной белой галабее[8] и белой шапочке[9], чтобы забрать арендную плату для владельца здания. Когда мы переехали в новый офис, он стал приходить туда. Когда он умер, его обязанности перешли к сыну. В нашем мире профессии передавались по наследству, и окружающие знали вас, даже если не знали вашего имени. Взаимоотношения определяли наши действия в гораздо большей степени, чем установленные правила или писаные законы.

Мы наняли человека по имени Мухйи на должность мухаласати (подручного) – в Америке такой должности не существует. Он начинал как офисный уборщик. Также Мухйи подавал напитки посетителям, выполнял мелкие поручения, оплачивал счета и отвозил документы в государственные учреждения. Его легкий нрав приятно контрастировал с окружавшей нас невыносимой бюрократией. Все, от персонала нашего магазина до чиновников, сразу прониклись к нему симпатией. Он поддерживал эти отношения, обменивался с людьми номерами телефонов и оказывал им продуманные знаки внимания, чтобы при необходимости, воспользовавшись знакомством, обратиться к ним за услугой. Будучи человеком низшего класса, он понимал силу взаимных одолжений. Мухйи избегал менеджеров и начальников департаментов, зная, что реальную работу делают сотрудники на нижних ступенях служебной иерархии.

Как и все в Diwan, наш новый офис выглядел нетипично. Это была большая комната с высокими потолками, в которой стояло три стола для трех управляющих партнеров: Хинд, Нихал и меня. У одной стены стоял вместительный книжный шкаф – хранилище подписанных книг от особо почитаемых в Diwan авторов; новинок, которые должны скоро поступить в продажу; игрушек на случай, если в офис придет кто-то из наших детей, и стопок книжных каталогов. Вырезки из газет и фотографии, свидетельствующие о самых важных моментах в истории нашего бизнеса (статьи в египетских газетах с нашими списками бестселлеров, маленькие заметки в зарубежных изданиях вроде Monocle, фото с церемонии открытия магазина на Замалеке), висели в рамках на стенах. За моим столом находилась пробковая панель, которая была украшена лозунгами, призывающими «достать до звезд» и «быть собой»; фотографией меня с дочерями; потрепанными обрывками списков дел. Кассовый чек, удостоверяющий самую крупную сделку, осуществленную нашим продавцом, – полутораметровый список книг на 14 тысяч египетских фунтов – свешивался до пола.