Он наклонился к тому месту, куда упал разбитый бокал с бренди, и, подняв кусок стекла, сжимал в руке до тех пор, пока на пальцах не выступила кровь; наблюдая, как стекло прокалывает кожу, Маргарита осознавала, что в этом стремлении к боли — в той или иной форме — заключен важнейший компонент сущности этого человека. Она не придала этому выводу особого значения, будучи не в состоянии понять его важности.
Ее удивляло, почему он не напал на нее. Для этого у него были все возможности: когда она обнаженной лежала в ванне, когда она одевалась, а он наблюдал, в любой момент на этой софе в библиотеке. Действительно, после того как прошел первый шок от его внезапного вторжения, она предоставляла ему все возможности, хорошо зная, что, зажатый между ее бедер и переполненный тестостероном, он лишится способности здраво мыслить.
Необходимо что-то предпринять, чтобы выбраться из этого кошмара. Она передвинулась на диване, задирая юбку еще выше — к самому основанию бедер. До Дук перевел взгляд с окровавленных пальцев на ее обнаженную плоть. Казалось, этот взгляд имеет вес и источает тепло. Она почувствовала, что ее щеки начинают гореть.
— Что с тобой происходит? — она не узнала своего голоса.
До Дук посмотрел на нее. Его палец оставил кровавый след в форме полумесяца на трепещущей плоти внутренней поверхности ее бедра. Он повел пальцами выше, к теплому даже сейчас лону. Маргарита, почувствовав этот порыв, сделала все возможное, чтобы повалить его на себя, разжечь огонь в его крови.
Резкий звонок телефона заставил ее остолбенеть. Она уставилась на аппарат, как на ядовитую змею. До Дук убрал руку, ее последний шанс канул в Лету.
— Возьми трубку, — приказал До Дук, глядя в ее расширившиеся от ужаса зрачки.
Маргарита медлила, ее била дрожь. Она уговаривала себя, что это вовсе и не Доминик, звонить может кто угодно. Пожалуйста, пусть это будет любой другой, только не он.
Конвульсивным движением Маргарита вцепилась в трубку. Она сглотнула, затем с надеждой выдохнула:
— Алло?
— Маргарита, bellissima, — прозвучал голос Доминика, и она медленно закрыла глаза.
Год за годом
На рожице обезьянки
Все та же обезьянья маска
Столь ранним утром Токио пахнет рыбой. Причиной тому, возможно, река Сумида, до сих пор земля обетованная для многих рыбаков. Ила же, подумал Николас Линнер, это из-за того, что стального оттенка облака давят на город, подобно усевшемуся на татами нежданному и прожорливому гостю.
Где-то далеко за горизонтом над вершинами гор уже всходило солнце, но здесь, в центре столицы, было еще темно. На небе обозначился лишь намек на утреннюю зарю.
Поднимаясь наверх в безостановочном персональном лифте в свой офис компания «Суйрю» в районе Синдзюку, Николас размышлял о трудном разговоре и трудных решениях, ждущих его в «Сато интернэшнл»; этим промышленным гигантом, кэйрэцу, он заправлял вместе с Нанги Тандзаном.
Нанги, осмотрительный японец, раньше занимал пост первого заместителя министра международной торговли и промышленности. Сейчас же они с Николасом, решив объединить усилия, договорились о слиянии своих компаний — «Томкин индастриз» и «Нанги Сато интернэшнл».
Примечательно, что в прошлом оба унаследовали высшие посты в руководстве своих компаний. Нанги — от умершего брата лучшего друга, Николас — от покойного тестя. По этой и по многим другим причинам между ними сложились такие отношения, которым были не страшны любые испытания.
Николас вышел из кабины лифта на пятьдесят втором этаже, прошел через пустынный отделанный тиком и хромом холл, миновал безлюдные кабинеты и офисы и очутился в своей конторе, которая вместе с рабочими апартаментами Нанги занимала все западное крыло этажа.
Он подошел к низкому дивану, стоявшему у широкого окна, и уселся, глядя на раскрывавшуюся под ним панораму города. В дымке смога, по цвету напоминавшей слабый зеленый чай, на горизонте смутно виднелись очертания горы Фудзи.
Он знал, что очень скоро ему придется вернуться в Америку, и не только для того, чтобы сидеть лицом к лицу с Харли Гаунтом и вести с ним разговоры, его ждали в основном встречи с влиятельными чиновниками в Вашингтоне, настроенными враждебно против возрастающей мощи Японии. Гаунт нанял человека по имени Терренс Макнотон, профессионального лоббиста, с тем чтобы тот защищал его интересы, однако Николас начинал ощущать, что в такое беспокойное время одного доверенного лица маловато. Уже несколько лет подряд Николас собирался слетать в Вашингтон, но Нанги до сих пор удавалось убедить его в том, что его присутствие здесь необходимо, — отстаивать интересы фирмы уже от проамерикански настроенных японцев.
С неоспоримой логикой Нанги настаивал: японцы, дескать, не увидят в нем итэки, чужака-варвара.