Каюсь. Том Второй

на секунду не сомневалась, поэтому говорить Гладышеву о малыше, как не собиралась, так и не собираюсь, тем более, теперь, когда у Олега, похоже, все наладилось. Пусть живет своей жизнью, а мне ни к чему все эти проблемы, которые непременно обрушатся на мою голову, как только он узнает, что через месяц у него родится еще один ребенок. Рисковать тем немногим, что у меня осталось, я не могу. Не для того я приехала, чтобы усложнить и без того сложную жизнь. Мне просто хотелось ненадолго вырваться из моего мира одиночества, раскаянья и боли, попрощаться с тем, что было без спешки и закрыть дверь в прошлое, запереть свои чувства и начать писать новую историю. знаю, очередная сентиментальная глупость, но если эта встреча - наказание за нее, дабы я не расслаблялась, то лучше мне умереть прямо на этом месте, ибо у меня нет сил, чтобы выдержать такое испытание. Я не смогу, просто не смогу… Дрожа, как припадочная, я едва дышала, когда передо мной положили счет. И зачем только я его попросила? Сидела бы, пока они не ушли. Пусть это невыносимо и мучительно больно, зато безопасно. Дрожащими руками притянула к себе счет и покосилась на Гладышева, он что-то сосредоточенно рассматривал в меню, делая заказ. Мне показалось это отличной возможностью, чтобы улизнуть, поэтому спешно сунув деньги в кожаную книжку, подскочила, как ужаленная и пошла к выходу, молясь, чтобы Гладышев не заметил живот. У меня нервы были на пределе, пока мне выдавали мою куртку, я поминутно оглядывалась, боясь, что Олег посмотрит в мою сторону, но он спокойно разговаривал со своей спутницей, словно ничего не произошло, словно я никогда ничего не значила в его жизни. Впрочем, чего я жду от человека, который умение держать свои чувства на привязи возвел в искусство? Никому и ни за что он не покажет, что у него на самом деле внутри. Умирать будет, но ни один мускул не дрогнет на лице. Этот мужчина давно научился вырабатывать в себе спокойствие, поняв, что нет другого оружия, чтобы защитить свою душу. И долгое время эта броня оберегала его. Разочарование в людях не тревожило, не выводило из себя, потому что он ни от кого ничего не требовал, не ждал. Ему было хорошо самому по себе, пока однажды не появилась неадекватная самодурка, понявшая, что даже такой на вид недоступный, сильный мужчина уязвим. И что завоевать его можно только любовью, ибо контролировать он умеет любые эмоции, кроме любви. Наверное, в наглости и самоуверенности все же есть свои плюсы, поскольку именно эти качества помогли мне влюбить в себя Олега, будь я поскромнее да поумнее, ничего 6ы не получилось. И в этом, пожалуй, заключена главная ирония: в нас разочаровываются чаще всего из-за тех же качеств, что и влюбились однажды. Разочарование же контролирует то единственное, что контролю не поддавалось. Поэтому, Гладышеву, возможно, сейчас также, как и мне, безумно больно, и пока я стою здесь в холле и сверлю его спину прощальным взглядом, полным горечи и муки, он за безмятежной улыбкой и спокойной беседой заживо сгорает в своих чувствах. Но этого мне уже никогда не узнать, да я и не хочу. Взглянув на него в последний раз, делаю решительный шаг к выходу и ухожу, не оборачиваясь, глотая подступившие слезы. Вот только все оказалось не так просто, как я думала. Стоило выйти на улицу, как ко мне подошел высокий мужчина в черном пальто, будто только и ждавший моего появления. -Яна Владимировна? - уточнил он, отчего у меня все внутри заледенело в ужасе. Расценив мое молчание по-своему, мужчина жестом указал мне на припаркованный недалеко, до боли знакомый, Майбах и вежливо, но настойчиво попросил. - Пройдемте со мной. Я сразу все поняла и от волнения мне стало дурно, в глазах потемнело, и я начала медленно проваливаться в темноту, понимая, что наши с Гладышевым пути здесь не расходятся. О, нет, здесь они сплетаются навсегда!

Глава 27