Каюта номер 6

Яркая блондинка в белой водолазке, выгодно подчеркивающей ее высокую грудь, и широкой юбке из джинсовой ткани взмахнула рукой, чтобы привлечь внимание кока.

– Вы научите меня, Живко, готовить эти блюда? Если они так нравятся моему мужу, мне придется включить их в наше постоянное меню.

– С удовольствием, мадам. – Живко галантно склонил голову. – Рецепты очень просты, и готовятся они всего за двадцать минут.

– Это очень неосторожно сказано, Живко, – выкрикнул мужчина с пышной седой шевелюрой в белом костюме и голубой гавайской рубашке с узором в виде темно-синих джунглей. – Если вас услышит капитан, он решит, что вы недостаточно загружены по утрам.

Мужчина закрутил головой, словно призывая всех присутствующих отреагировать на его шутку, которая ему самому явно очень нравилась. Сидевшая напротив него женщина средних лет в белом бесформенном балахоне засмеялась первой. Вслед за ней заулыбались остальные и дружно взглянули на капитана яхты, высокого худощавого мужчину в темно-синем форменном мундире, сидевшего за одним из столов. Капитан никак не отреагировал на шутку седовласого мужчины, он продолжал есть, аккуратно действуя ножом и вилкой. Только поднятая вверх бровь свидетельствовала о том, что он все слышит. На слова седовласого отреагировал сидящий напротив капитана мужчина в таком же синем мундире и белом шарфе.

– Не беспокойтесь, Живко, – весело отозвался он, поднимая руку с зажатой в ней вилкой, – мистер Азулай шутит, по своему обыкновению. Нашему капитану важен только конечный результат, а не время, которое вы тратите на его достижение.

Сказав эту фразу, помощник капитана Оливер Жервиль бросил веселый взгляд на капитана, и тот ответил ему благодарной улыбкой. Кок Живко Тодоров тоже улыбнулся помощнику капитана.

– Я понимаю, сэр.

– Не верьте, Живко, – проворчал седовласый, которого назвали мистером Азулаем. – Месье Жервиль, как все французы, пытается всех примирить, а капитан Рид, как все американцы, берет на заметку каждое слово. И ваша славянская беспечность когда-нибудь вам отольется.

Теперь заулыбались все присутствующие. Сидевшая напротив Азулая женщина шутливо ударила его кончиками пальцев по руке.

– Вот еще, Илан, – капризно пропела она. – С каких это пор ты начал так хорошо разбираться в национальных особенностях людей? Ты не боишься, что господин Жервиль скажет все, что он думает о евреях?

Илан Азулай с притворным испугом вскинул руки к лицу, будто хотел защититься от ударов.

– Вот этого я точно не боюсь, милая Рахель, – запричитал он. – То, что могу сказать о евреях я, не придет в голову ни одному другому человеку.

Этот нелепый разговор явно начал тяготить находящихся в столовой. Они переглядывались, пожимали плечами, поднимали брови, крутили головами и возвращались к еде. Но Рахель Азулай, не замечая этого, собиралась ответить на слова мужа. Она уже открыла рот, но не успела произнести ни слова.

– Я бы не рекомендовала тебе, Лукреция, готовить эту баницу своему мужу. В ней слишком много теста и жира.

Эту фразу произнесла густым контральто[8] величественная дама, сидящая в одиночестве за столом в дальнем конце кают-компании, под картиной, на которой изображались каравеллы, заходящие в гавань. Рядом с дамой опиралась на стол тяжелая трость из красного дерева с ручкой в виде раскрытой ладони. Дама единственная не поднялась для того, чтобы поаплодировать повару. Она была одета в строгое сине-зеленое платье, ее седые волосы были уложены в сложную высокую прическу, а надменный взгляд отбивал всякое желание вступать с ней в беседу и уж тем более спорить.

– Бабушка! – укоризненно произнесла Лукреция и виновато улыбнулась повару. – Не будь слишком строга и категорична.

– Я говорю то, что думаю, – прогудела дама, явно подразумевая продолжение фразы: «Потому что могу себе это позволить». Ее тонкие губы растянулись в улыбке, и она показала рукой на свою тарелку с почти нетронутой баницей.

Кок Живко Тодоров моментально сориентировался в ситуации и счел нужным немедленно погасить возникшие разногласия.

– Вы совершенно правы, госпожа княгиня, – живо произнес он, обратившись всем телом к даме. – Основу баницы действительно составляет слоеное тесто, в котором немало масла. А как вашему сиятельству понравился мой омлет?

Такая предупредительность в сочетании с обращением «ваше сиятельство», несомненно, пришлись по вкусу даме. Она даже улыбнулась коку, отчего ее узкие скулы двинулись вверх, а губы вытянулись в трубочку.

– Благодарю вас, мой друг, – сказала она. – Омлет замечательный. Его рецепт моей внучке, думаю, следует у вас попросить. Мой греческий повар готовит для меня примерно такой же омлет. Но ваш, признаюсь честно, гораздо более воздушный.

Кок поклонился, прижав к груди правую руку. Величественным жестом княгиня указала на поднос, стоящий на барной стойке.

– А что это вы принесли нам сейчас, Живко?

– Десерт, мадам. – Кок взял поднос и пошел с ним между столами. – Суфле из белого шоколада с малиновым желе и семенами аннато. Я сам разработал этот рецепт. Надеюсь, он вам понравится.