Кайвалья

«Для них не существует всех наших внешних, совершенно бесполезных границ. Всех этих уродливых стен. Они просты как дети», – думал Ясон, видя, что заинтересовал девочку, и понимая, что, по-видимому, придется вступить в беседу, если дитя говорит на английском языке.

– Привет, – сказала девочка, словно прочитав его мысли, – а ты зачем здесь сидишь?

– Привет. Я гуляю. Как тебя зовут и откуда ты знаешь английский? – спросил Ясон, вспомнив, что находится в простой деревне.

– Меня зовут Лакшми. Меня моя хозяйка учит. Я служу у Ханды.

– Ты сирота? – на этом вопросе Лакшми непонимающе посмотрела на него. Ясон решил перефразировать свой вопрос:

– У тебя нет родителей?

– Нет, родители есть. Они живут рядом, в соседней деревне. Где только индусы. Не тибетцы.

– Ты шла за мной?

Девочка опустила глаза.

– Сон. Я видела тебя в своем сне. Много, – на этом слове она забавно развела ручками и картинно округлила глаза.

– Много раз? – уточнил Ясон.

Лакшми утвердительно кивнула головой.

– Я хочу показать тебе что-то. Пойдешь со мной? – она подошла ближе, взяла его за руку и повела его вниз, но уже другой тропинкой.

Спустившись, они обошли главную площадь и вышли на большую песчаную дорогу, ведущую прочь из поселения. Вдоль дороги тянулись соломенные поля, похожие на те, что в болезненном самозабвении рисовал Ван Гог когда-то, а заснеженные, искрящиеся Гималаи появлялись перед взором, только когда Ясон оборачивался и смотрел назад.

Он вдруг подумал, что Ише понравились бы эти пейзажи. Внезапно ему захотелось, чтобы они оказались вместе в его комнатке, чтобы она сидела на краю железной, простой кровати, распустив волосы, и рассказывала ему что-то о своей жизни.

Пока он так думал, Лакшми остановилась у небольшой лавчонки на обочине.

– Купи самосы здесь. Самые вкусные!

Внутри маленькой покосившейся хибарки сидел молодой индиец. Помимо прилавка, в углу стояли небольшой столик и скамья. Все выглядело очень ветхим и каким-то замученным. Индиец положил на бумажную тарелку четыре самосы и налил в граненые стаканы коричневый масала-чай.

Ясон и девочка сели на скамью, которая, несмотря на некрепкий внешний вид, легко вынесла их совместный вес.

Рассматривая умиротворенный пейзаж, они почти синхронно кусали теплые треугольные пирожки, начиненные овощами с острым перцем, и запивали их сладким масала-чаем.

Перед глазами у Ясона возникла картинка: его мама жарит пирожки на кухне, стоит дым коромыслом – очень вкусный дым, и он нетерпеливо ждет, когда можно будет отведать их. А мама, такая красивая и праздничная, с улыбкой рассказывает, что именно такие готовят в Индии. В молодости она несколько раз ездила в эту чудесную страну.

Вспоминая это, он почувствовал, что самоса стала чересчур соленой…

– Ну и перец в этих пирожках! – сказал он Лакшми, но вдруг почувствовал, что ее маленькая нежная ручка вытирает его лицо. Ее глаза выражали искреннее сострадание, словно она чувствовала боль, сжавшую сердце Ясона.

Некоторое время они так и сидели: Ясон смотрел в ее глаза и чувствовал, что его слезы высыхают. Казалось, будто на воспаленное сердце вылили мягкое прохладное масло.

Маленькая Лакшми улыбнулась и, отвернувшись к продавцу, сказала ему что-то на хинди. Он дал ей небольшой бумажный пакет, в который Лакшми деловито упаковала оставшиеся самосы.

Она тронула Ясона за руку:

– Пойдем.

Они вышли из лавки и отправились вперед по дороге, пока не вышли к небольшому мосту, за которым начинался перекресток. Отсюда ходили автобусы в горные городки и деревушки, как объяснила Лакшми. Чуть дальше стоял столбик с надписью на хинди и большой черной цифрой 0.

Перегнувшись через перила мостика, девочка стала внимательно разглядывать что-то внизу. Ясон тоже стал смотреть. Там была небольшая заводь с прозрачной зеленоватой водой, окруженной гладкими камнями, где плавали большие темные рыбы. Они чертили замысловатые траектории и постоянно перемещались, не оставаясь на одном месте. Рыбы были больше похожи на мультипликацию талантливого аниматора, чем на живые создания.

– Смотри, эти рыбы не плачут, – все еще смотря вниз, сказала Лакшми.

Неожиданно на Ясона нахлынуло необъяснимое чувство, что он давно знает эту девочку, и ему показалось, что он больше понимает, о чем она говорит, не из ее слов.

Что-то сияющее стало вспыхивать и гаснуть во внутренней империи его сердца. Он увидел, что все рыбы замерли. Время остановилось.

Он хотел повернуть голову и посмотреть на Лакшми, но не смог сделать это. Ясон стал слышать ее голос, даже не понимая, на каком языке она с ним говорит. Однако каждое слово он понимал очень отчетливо. Вместо не очень правильных английских фраз теперь лилась стройная и плавная речь:

– Ты снился мне много раз. И даже этот момент мне тоже снился. Мы с тобой в прошлой жизни были знакомы. И сейчас я знаю, что должна сказать тебе: все будет хорошо. Не надо плакать, Ясон.

«Однажды маленькая девочка родилась под сонным деревом кадамба, но никогда не хотела быть рядом со своей матерью».