Как бездомная собака

- Да, я отказалась от тулузской квартиры и окончательно осела здесь. Мне нравится работать в коллеже в Больё. Роза оставила за собой комнату в своей квартире; нам этого достаточно, мы редко бываем в Тулузе. - Казалось, что она хочет заявить: «Я устроила себе холостяцкую, одинокую жизнь». И Франсис все больше терял надежду, он чувствовал себя ненужным в жизни женщины, которую любил.

- Чего-то не хватает в комнате, - сказал он, осматриваясь кругом. - Чего же? Ах да, рояля. Куда ты девала его рояль?

- Рояль я подарила.

- Подарила? Кому?

- Жаку.

- Ты подарила инструмент твоего мужа Жаку, сыну Розы? Почему ты это сделала?

- Жак хороший пианист. Я же, ты сам это знаешь, совсем не музыкантша. Я не подходила к инструменту с сорок третьего года, с ареста Поля. Я очень многим обязана Розе, которая меня воспитала, вот почему я и подарила рояль Жаку; ему очень хотелось его иметь.

- Я уверен, что он им вовсе не пользуется… Видишь ли, Сесиль, с роялем я бы на твоем месте расстался в последнюю очередь. Поль Монзак любил этот инструмент; столько вечеров он играл на нем для нас, для тебя и для меня! Помнишь? Да это предательство! Ты предала Поля Монзака!

- А ты? - Эти два страшных слова были произнесены, прежде чем она осознала их. Что ответит Франсис?

- Я? - ответил он в изумлении. - Как я мог предать Поля? Ты считаешь, что любить тебя, любить женщину, которая была его женой, просить ее руки - предательство?

Она стояла возле шкафа, не поднимая на него глаз, перелистывая книгу.

- Ну, скажи, разве это предательство?

- Нет…

- Вот видишь, тебе самой приходится с этим согласиться. Это ты предала жизнь, отказавшись от человека, который любит тебя и которого ты, может быть, тоже любишь. Это ты предала, подарив инструмент Поля, забросив музыку, а он ведь так хотел, чтобы ты играла на рояле. Ты из верности к нему восстановила этот дом, ты занимаешься имением и фермой, но делаешь это только потому, что тебе это нравится, а не по какой-нибудь другой причине.

- Ах так! - гневно крикнула она, глядя на него, и тут же выбежала из комнаты и направилась к Розе на кухню. Роза заметила, что у нее лихорадочно горят глаза и пылают щеки.

- Брось все это, - сказала Сесиль, подвязывая фартук. - Я без тебя приготовлю завтрак, иди побудь с ним, - мне невмоготу.

- В чем дело? Вы поссорились?

Сесиль мотнула головой; она не в состоянии была говорить.

Эли не хотела оставаться с матерью, которая решительно была не в духе.

- Тетечка, можно с тобой? - попросила она.

- Идем.

Девочка, весьма заинтригованная, взяла за руку Розу, догадываясь, что у ее матери с Франсисом что-то произошло.

Они еще не дошли до библиотеки, как Франсис показался в дверях и, спокойный, словно ничего не случилось между ним и Сесилью, направился с Розой и ребенком на кухню.

- Не могу прийти в себя от удивления. Чего вы только здесь не понаделали. Я и не знал, что у Сесили столько вкуса и что она любит детей. Вот моя маленькая приятельница даже пришла меня встречать.

Эли, только ждавшая поощрения молодого человека, бросилась ему на шею, стала называть дядечкой и увела играть на насыпь. Франсис взял ребенка за плечи, отодвинул от себя, чтобы лучше разглядеть, и спросил:

- Надеюсь, ты хорошая девочка и ничем не огорчаешь твою маму?

Эли замялась.

- Ты ее любишь?

- Люблю, а ты, ты тоже ее любишь?

- Я? Ну и нахалка же ты, как я вижу, - сказал улыбаясь Франсис.

Сесиль в окно видела и слышала их. Франсис кружил Эли, подбрасывал ее, сажал к себе на плечи. Радостные и вместе с тем испуганные крики девочки сливались с хохотом молодого человека.

Сесиль, взволнованная этим знакомым ей смехом, вспомнила годы отрочества. Присутствие Франсиса было ей и мучительно, и в то же время приятно. Он ответил на ее прямую атаку, и ответил, как человек, не таящий в себе ничего постыдного. А если то, в чем она уверила себя, только плод ее воображения? Когда он бывал возле нее, все ее подозрения рассеивались, как дым.

Сесиль избегала встретиться взглядом с Розой. Она была поглощена кулинарией, как всегда в дни, когда принимала гостей. Готовить Сесиль любила, но только в парадных случаях, в остальное же время она оставляла хозяйство на попечение Розы, посвящая все свободные часы чтению, полевым работам или ферме.

Когда они сидели за столом, Франсис стал рассказывать о помещении, снятом под аптеку, об его личной квартире в только что отстроенном доме, о самоотверженности его родителей, которые ради него лишились своего дома в Сульяке; говорил о том, что в меблировке преобладает стекло и металл. Можно было подумать, что молодой супруг, готовясь принять новобрачную, рассказывает о своем гнезде. Сесиль испытывала какую-то необъяснимую досаду от этой непрошеной откровенности; ревность вкралась к ней в душу, словно она ожидала, что Франсис скажет: «Ах да, я забыл сообщить вам самое главное,- я женюсь».

Когда встали из-за стола, Франсис захотел осмотреть имение. Эли, за которой забежал Тоньо, пришлось пойти с мальчиком. Франсис посмотрел ей вслед и заметил:

- Какая хорошенькая девочка, и какая милая!