Как Бог съел что-то не то

– Совершенно уверена, – сказала мама с некоторым ожесточением. – У тебя будет настоящий день рождения… Одному богу известно, что будет с нами через год.

Папа сказал, что ему не хочется идти. Наверное, маме надо было обсудить это с папой заранее, подумала Анна. Ведь даже в приступе расточительности они не могли позволить себе купить и билеты в кино, и три десерта. Так что смотреть фильм «Мистер Дидс едет в город» отправились Анна и мама.

Мистер Дидс – миллионер, который хотел отдать все свои деньги бедным. («Вот бы дал немного и нам!» – прошептала мама.) Но другие миллионеры решили ему помешать и объявили мистера Дидса невменяемым. В конце фильма героя спасает влюбленная в него дочь журналиста, и все кончается благополучно.

Главную роль играл молодой актер Гэри Купер, Анне с мамой он очень понравился. Потом они отправились в «Лайонс Корнер Хаус» и так медленно ели свои «Никербокеры», что оказались последними посетителями. Десерт состоял из перемежавшихся слоев клубники, ванильного мороженого, крема и орехов и подавался в высоких стеклянных стаканчиках со специальными длинными ложечками – по последней американской моде. До этого Анна ела «Триумф Никербокера» только один раз и, зная, сколько стоит такой стаканчик, нервничала: вдруг десерт окажется не таким вкусным, как ей запомнилось? Но попробовав первую ложечку, тут же успокоилась.

За едой они беседовали: о фильме, о скорописи, о том, что Анна по окончании курсов сможет зарабатывать деньги.

– И мы сможем ходить в кино хоть каждый день, – говорила мама, – и есть «Никербокер» на завтрак.

– И на обед, и на ужин, – добавляла Анна.

Добравшись до дна своего стаканчика, она так неистово скребла по дну ложечкой, что официантка спросила, не принести ли еще одну порцию. Это предложение заставило Анну и маму рассмеяться.

Довольные, они отправились обратно в гостиницу.

По дороге они увидели папу, который сидел на лавочке в сквере и грелся на солнышке.

– Как фильм? – поинтересовался он.

– Замечательный, – ответила Анна.

– А как десерт? Хороший или все-таки жидковат?

– И десерт замечательный, – уверила папу Анна.

Кажется, папа обрадовался…

И как было жалко, что именно вечером этого дня пришли новости: пал Париж. Кругом, конечно, говорили только об этом. Вопреки всему, Анна до следующего дня продолжала надеяться, что французы как-нибудь выстоят. Может, случись это не в день ее рождения, она бы не чувствовала себя так ужасно. А сейчас Анне казалось, что в падении Парижа есть и ее вина…

А их французские знакомые? Они так помогали папе, маме, Анне и Максу, когда те, эмигрировав из Германии, только-только приехали в Париж. А учительница, обучавшая Анну французскому языку? А Триумфальная арка? А Елисейские поля? Каждый день она шла по Елисейским полям в школу… А каштаны? А люди за столиками в кафе? А магазинчик дешевых товаров «Призюник»? А метро?..

Теперь все это захватили нацисты. И Франция, как и Германия, превратилась в черную дыру на карте, в место, о котором больше нельзя даже думать.

Они с папой сидели в холле, и Анна старалась не расплакаться, потому что, как ни крути, хуже всего было эмигрантам-французам. В гостинице жили супруги среднего возраста, приехавшие из Франции. Услышав новости, они оба заплакали. И когда муж сказал папе: «Это конец», – папа не нашел что ответить.

Чуть позже папа пошел позвонить, а вернувшись, сказал маме:

– Я звонил Сэму. Он велел мне завтра зайти. А Луиза передала приглашение тебе и Анне.

– Папа, тебе нездоровится? – удивилась Анна.

Профессор Сэм Розенберг был доктором. Его жена Луиза училась вместе с мамой в школе. Анне казалось, что с Розенбергами они знакомы всю жизнь. Тем не менее видеться без особых причин им случалось довольно редко.

– Нет, я не заболел, – ответил папа. – Но я хотел кое о чем с ним поговорить.

* * *

Розенберги жили в просторной квартире в доме на Харли-стрит – с портье, лифтом и медной табличкой на двери. Анна позвонила в колокольчик. Им открыла горничная и пригласила папу в комнату ожидания, а маму с Анной повела по длинному коридору, заставленному чемоданами, в будуар тети Луизы.

Тут все тоже было перевернуто вверх дном. На изящных обитых бархатом стульях лежал толстый слой пыли. Во всех углах стояли открытые чемоданы. Зеркало в золоченой раме сняли с обычного места, укутали в вату и поставили на пол, прислонив к стене.

Среди этого разгрома в шелковом платье, жемчугах, с завитыми волосами и с совершенно безумным видом сидела тетя Луиза.

– Боже мой! Это все ужасно! – воскликнула она по-немецки, как только мама с Анной вошли. – Мы собираем вещи. Сэм снял дом за городом. Говорит, там безопаснее.

– Где именно? – спросила мама, обнимая тетю Луизу.

– В Бакингемшире, кажется. Или, может, в Беркшире… В любом случае далеко отсюда. Этот дом Сэм хочет закрыть – за исключением приемной комнаты. Он будет приезжать сюда только для встречи с самыми важными пациентами, – тетя Луиза судорожно вздохнула и взглянула на Анну: – Как у тебя дела?

– Все в порядке, спасибо, – невнятно пробормотала Анна.