Как богатыри на Москву ходили

Вот те сказки новой начало.

Забава Путятична заскучала

и родила богатыря,

легко рожала, часа два,

а как встала с постели,

так пила да ела

и кормила грудью:

— Ох, былинным будет!

— И откуда ж такой взялся? —

муж Николай любовался. —

Я, дык, роду царского.

А ты, вроде, барского.

— Я, мой милый, княжновична,

а у тебя, родимый, нету совести!

Ведь дядя мой, князь Володимир,

богатырям отец родимый!

— Как это? — лоб вытер Николай. —

Врёшь ты всё! Ну-ка давай

назовём дитятку Бова.

— С именем таким я не знакома.

Давай уж Вовой наречём, оно роднее.

— Нет, будет Бова! — царь всё злее.

Ох и долго они пререкались,

но имя Бова всё ж осталось,

на то царский был издан указ:

— Королевич Бова родился, не сглазь!

— Ай королевич Бова

взглядом незнакомым

на всё на свете смотрит

да пелёнки портит! —

пели мамки, няньки

и качали ляльку.

А Путятична, как повелось, летала,

ей вослед молва бежала:

— Ой, долетаешься, девка!

Царь махал ей с крыши древком,

на котором вышито было:

— Вернись, жена, ты сына забыла!

И Забава всегда возвращалась,

в платье царское наряжалась,

да шла к сыну и мужу.

А что делать-то? Нужно!

Вот так года и катились:

крестьяне в полях матерились,

люди, как мухи, мёрли.

Татары с востока пёрли,

с юга тюрки катились.

А мы выросли и влюбились

в нашу (не нашу) Настасью:

сынок свадебку просит, здрасьте!

Ну, к свадебкам привыкать нам нечего,

вот и Настасья венчана

на королевиче Бове.

Народилось дитятко вскоре.

И жизнь начала налаживаться:

с богатырешкой Бовой отваживался

драться лишь самый смелый,

да и то, напрасно он это делал.

Потому как слухи ходили:

мол, Добрыня или Чурило

у принца в батюшках ходит.

Но кто слухи такие разносит,

тот без башки оставался.

Королевич на это смеялся

и отца обнимал покрепче,

а как станет обоим полегче,

так айда в шахматы биться!

Шут дворцовый тогда веселится,

кукарекает да кудахчет,

Забава Путятична плачет,

Настасья крестом вышивает,

а нянька младенца качает.

Вот такая идиллия в царстве.

Но сказывать буду, что дальше

в государстве нашем случилось.

Птица в оконце билась

и кричала: «Там горе снаружи,

богатырь на подмогу нужен!

Монгол потоптал всех татар,

татарчат же в войско прибрал.»

Хм, с монголами драться

мы устали уже. Сбираться,

хошь не хошь, а надо.

Пока молод детина, бравады

в нём хоть отбавляй!

Поэтому, мать, собирай

сына в бой одного-одинёшенька.

Настасья ревёт, как брошенка,

Николай кряхтит, не верит птице:

— Ой, заманит тебя «сестрица»!

Но кто родителей слушал,

тот щи да кашу кушал,

а наш в котомку копчёных свиней

и со двора поскорей!

Глава 2. Бова в нашем времени

А как вышел в чисто поле,

так от рождения горе

сгинуло всё как есть.

— Эй, монголка, ты здесь? —

расправил богатырь свои плечи,

протёр у копья наконечник

и пешком попёр по белу свету,

аукает врага, а того нету.

Забрёл в гнилую сахалинскую долину,

кликнул там зачем-то вашу Инну

и в огромную яму провалился,

а как на ножки встал, так открестился

от него мир прошлый да пропащий.

Будущее стеной встало: «Здравствуй,

проходи, посмотри на наше лихо,

только это, веди себя тихо.»

Отряхнулся Бова, в путь пустился,

на машины, на дома глядел. Дивился

как одеты странно горожане,

каждого глазами провожает.

— Почему же на меня никто не смотрит,

по другому я одет, походно? —

удивляется детина богатырска. —

И от вони уж не дышит носопырка!

Ой, не знал королевич, не ведал,

что он «Дурак-театрал пообедал

и с кафе идёт в свою театру», —

так прохожие думали. Обратно

захотелось в прошлое вояке,

страшно ему стало, чуть не плакал.

Машины, дома, вертолёты,

ни изб, ни коней, ни пехоты,

лишь одна бабуля рот раскрыла:

— Чи Иван? А я тебя забыла!

Плюнул богатырь и открестился.

Белый свет в глазищах помутился,

и пошёл в пекарню наш вояка:

— Дайте хлебушка, хочу, однако.

Удивились пекари, но хлеб подали,

и как кони, в спину Бове ржали:

— Эй артист, а где твоя театра?

— Домой хочу, верни меня обратно,

добрый хлебопёк, я заблудился.

Там у нас леса, поля. Глумился

монгол над бабами долго,

на него я и шёл вдоль Волги.

Не поверили хлопцы Бове:

— Иди-ка ты, дружище, в чисто поле,

там родноверы пляшут,

реконструкторы саблями машут,

ты от них, по ходу и отбился.

Королевич с булочной простился,

поклонился ей тридцать три раза.

Пекари аж плюнули: «Зараза!»

И пошёл богатырь в чисто поле,

там с радостью приняли Бову,

хоровод вокруг него водили,

саблями махали, говорили:

— Ты откуда такой былинный?

Меч у тебя дюже длинный,

да и не в меру острый,

держи деревянный, будь проще!

Поглядел богатырь на это дело,

меч деревянный взял и всех уделал!

Крутой горкой ратников сложил

да дальше свой путь продолжил.

— Странно как-то все, — подумал

и меч булатен он вынул

из ножен на всякий случай.

А на небе сгущались тучи —

«птицы» чёрные надвигались,

королевичу в рупор кричали:

«Без сопротивления, парень,

руки за голову!» Вдарил

богатырь бегом с этого места.

Сколько бежал неизвестно,

но подбежал к замшелой избушке,

где жила не старая старушка.

— Спрячь меня, бабка, скорее,

а то «вороньё» одолеет!

— Ты, воин, чего-то попутал,

тайга кругом. Чёрт тут плутал,

да и тот, поди, заблудился.

Ты случаем мне не приснился?

— Я богатырь королевич Бова.

— А я Агафья Лыкова, будем знакомы.

Отдохни да иди отсюда лесом,