Как был покорен Запад

— Когда-нибудь Кинг будет в нашей стране большим человеком… но я его невысоко ставлю. Он мне напоминает бобра. Выпусти бобра там, где есть вода, и он начнет строить плотину, таким уж его природа создала. Убери его от воды — и он больше ни на что не годен. То же самое с Майком Кингом. Он умеет заставить других работать, он сумеет сделать деньги — и умрет, так и не узнав, что на свете существует еще что-то… Есть и еще одна причина, из-за которой он ненавидит индейцев. Они во многом лучше него. — Джетро повернулся к стойке. — Загляните ко мне, когда в голову взбредет. Буду рад вас увидеть.

Зеб допил виски и поставил стакан. «Ох, — подумал он, как я устал…» Он вышел из палатки, постоял немного на свежем воздухе, подальше от жестяной музыки и грубой болтовни.

И снова пожалел, что не успел застать маму живой. Маме бы Джули понравилась.

Глава пятнадцатая

Городок у конца путей обычно затихал сразу. Редко когда музыка, шум и сумятица успокаивались постепенно. Чаще жизнь гремела и бушевала всю ночь, без тормозов, а потом вдруг падала тишина, как наброшенное одеяло, и не оставалось ничего, кроме ночных звуков — поскрипывали на ветру болтающиеся вывески, хлопали незастегнутые входные клапаны палаток, шаркали ноги, кто-то невнятно бормотал во сне. Вдалеке одинокий койот изливал свою тоску в звездное небо, а еще дальше уныло и траурно свистел паровоз, взывая к пренебрежительно молчащим звездам.

Джули поплотнее завернулась в плащ. Холодало. Она знала, что выходить не стоило бы, но после целого вечера в палатке ей отчаянно хотелось побыть на свежем воздухе.

Сегодня вечером, когда пришел отец, он с одного взгляда увидел, что она кого-то ждет.

— Кинга ждешь? — осведомился он.

— Нет.

— А этот Зеб, — заметил он, — славный парень. Он мне напомнил своего отца.

Он укутался в одеяла и заснул, а Джули еще долго сидела неподвижно, удивленная его замечанием. Джетро никогда не пытался повлиять — в ту или иную сторону — на выбор ею друзей, еще с тех пор, как она была маленькой девочкой. Они долго жили порознь, а потом, когда встретились вновь, он сознательно взял себе правило — никогда не вмешиваться. Временами ей даже хотелось, чтобы он что-то посоветовал, но была у него такая, чисто западная черта характера: он считал, что каждый должен выбирать сам. А в ее случае было кое-что и сверх того — он ей доверял.

Он заснул, а она вышла из палатки на воздух, постоять под звездами. Джули думала о палаточном городке, составной частью которого была и она сама. Других женщин в Конце Путей не было, если не считать тех, что шли следом за путеукладчиками и строителями. Ни одной из них она не знала и знать не желала. В ее мире и в ее времена эти две породы женщин, как рельсы, никогда не сходились вместе — если не считать церемонных приветствий на улице.

Она услышала шаги Зеба Ролингза раньше, чем смогла увидеть его, и почувствовала в этих шагах усталость. Она знала, что он встревожен, она видела ту же тревогу на лице отца. И понимала, что тревога эта вызвана индейцами.

Зеб подошел и остановился рядом. Постоял немного молча, подставив лицо ветру, ловя его прохладу,

— Зеб, — сказала она, — о чем вы думаете?

— Какая-то навязчивая идея. Один из этих людей, что мы похоронили сегодня, напомнил мне мать. Не скажу даже, чем точно… что-то такое в лице…

— А какая она была?

— Какая? Добрая… — не сразу ответил он, — исполненная любовью к земле. Любила свою семью… и была у нее в характере поэтическая жилка. То в одном, то в другом проявлялась. А я в папу пошел.

— А какой был ваш отец?

— Наверное, на меня был похож. А еще больше — на вашего папу. Забавная штука, — добавил он задумчиво, — о родителях редко думаешь иначе, чем о родителях. До тех пор, пока сам не станешь старше и не начнешь понимать, что и у них были свои надежды, мечты, устремления и тайные думы… Просто принимаешь их как данное, а потом вдруг однажды с изумлением узнаешь, что они были влюблены, или там сильно увлечены чем-то. И не перестаешь гадать — а какие же они на самом деле, в душе… пока не станет слишком поздно… Не один хороший отец — или мать — работает не покладая рук, чтобы вырастить детей, а душа его — или ее — блуждает где-то далеко за горизонтом, гоняется за своей мечтой… мечтой, которую из-за этих детей никогда не поймать.

— Я понимаю…

— Действительность имеет обычай воздвигать препятствия. Как сейчас.

— Сейчас?

— Мне нравится армейская служба. Я давно уже не могу вообразить себя вне армии, хоть война и кончилась. Но сейчас обстоятельства складываются так, что, может быть, мне придется подать в отставку.

— Из-за Майка?

Даже если он и заметил, что она назвала Кинга по имени, то не придал этому значения.