Как было на самом деле. Уленшпигель и Гулливер. Анти-евангелия XVI-XVIII веков

А Уленшпигель дал доктору СИЛЬНОЕ СЛАБИТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО, и доктор думал, что его от этого пот прошибет, он не знал, что это сильное слабительное. Уленшпигель же взял выдолбленный камень, ВЛОЖИЛ В НЕГО КУЧКУ СВОЕГО КАЛА и положил камень вместе с дерьмом на доски кровати между доктором и стеной. Доктор лежал ближе к стене, а Уленшпигель – с краю кровати. Так доктор лежал, и, как только повернулся к стене, ударила ему в нос вонь от дерьма, которым был начинен выдолбленный камень, и он был вынужден повернуться к Уленшпигелю. Но как только доктор к нему повернулся, Уленшпигель ПУСТИЛ ШЕПТУНА, ТАК ЧТО СРАЗУ ЗАВОНЯЛО. Доктор вновь повернулся к стене – снова вонью несет от камня. И так шутил Уленшпигель с доктором чуть не полночи. А тут еще стало действовать слабительное – быстро, сильно, без удержу, так что доктор ВЕСЬ ОБМАРАЛСЯ И ВОНЯЛ УЖАСНО.

Тогда Уленшпигель сказал доктору: «Почтенный доктор, как долго же воняет ваша испарина! Как вы себя чувствуете, так сильно потея? Ведь страсть как воняет»… Уленшпигель сказал: «Полежите тихо, я пойду достану огня, посмотреть какой у вас вид». Между тем, поднимаясь, Уленшпигель тоже НАЛОЖИЛ В ПОСТЕЛЬ и сказал: «Увы, мне стало плохо, это я от вас заразился». Доктор лежал и так занедужил, что мог с трудом повернуть голову. Он благодарил бога, что лекарь от него удалился, – теперь он хоть немного глотнул воздуха, ибо, когда он ночью хотел встать с постели, Уленшпигель его удерживал, не давая ему подняться, и говорил, что доктор должен сперва хорошо пропотеть. И вот теперь Уленшпигель встал, вышел из комнаты и убежал совсем. Между тем наступил день, и доктор увидел у стенки выдолбленный камень, ПОЛНЫЙ ДЕРЬМА, а доктор был так слаб, что испачкал лицо в нечистотах» [857:2], с. 172–173.

Надо признать, что этот сюжет – ярко пахнущий, запоминающийся. Написан талантливо. Причем подобных фрагментов «с дерьмом» в Народной Книге много. Ниже мы еще будем вынуждены вернуться к этому. Оказывается, такая яркая «вонючая» направленность Народной Книги отнюдь не случайна и интересна. Конечно, сегодняшние историки и восторженные писатели вроде Ромен Роллана уверяют нас, будто читатели XVII–XVIII веков искренне восхищались подобными «народными шутками». Таков, дескать, был «варварский стиль той грубоватой эпохи» и т. п. Усомнимся. Конечно, «тема навоза» далеко не единственная в Народной Книге про Уленшпигеля. Но она – одна из наиболее выпуклых. Неужели она столь долго повергала в восторг западных европейцев? Причем настолько, чтобы (как и в случае с Фаустом, Пантагрюэлем и Дон Кихотом) в Европе XVII–XIX веков об Уленшпигеле были написаны самые разные пьесы. А также ставились спектакли и балеты. И чтобы в XIX веке композитор Рихард Штраус написал симфоническую поэму «про Уленшпигеля». И чтобы в XX веке режиссеры продолжали ставить спектакли и кинофильмы об Уленшпигеле. Конечно, как мы объяснили выше, начиная с романа де Костера второй половины XIX века, восхищение Уленшпигелем можно частично объяснить выдуманной задним числом революционной деятельностью героя. Но ведь ранее XIX века ни о каком «революционере Уленшпигеле» никто ничего не знал. В XVII–XVIII веках восхищались ЧЕМ-ТО ДРУГИМ. Вот в этом мы и хотим разобраться.

1.8. Новая Хронология объясняет причины популярности истории Уленшпигеля

Скорее всего, истинная причина такой популярности была совсем в другом. В основе истории Уленшпигеля (как и Дон Кихота, Фауста, Пантагрюэля) лежало нечто иное, по-настоящему серьезное, а вовсе не детские и часто развязные анекдоты. Какие-то действительно крупные события, важные для тогдашнего средневекового мира, имевшие заметные социальные последствия, породившие сильные общественные течения, важность которых частично сохраняется до сего дня.

Обратимся к самой Народной Книге. Берем в руки стостраничное издание и начинаем внимательно, не спеша, читать. И довольно быстро обнаруживается, что если понимать всё рассказанное буквально в современной интерпретации, то бесконечные унылые странствия Уленшпигеля наскучивают уже через несколько страниц. А ведь таких страниц около сотни.

Вот, например, «четвертая история рассказывает, как Уленшпигель уговорил две сотни парней разуть башмаки и сделал так, что из-за этого стар и млад друг дружке вцепились в волосы», с. 163. Или же как «Уленшпигель во Франкфурте-на-Майне обманул на тысячу гульденов евреев и продал им свое дерьмо под видом вещих ягод», с. 194. Или как «Уленшпигель с помощью лживой исповеди уговорил священника из деревни Риссенбрюгге отдать ему лошадь», с. 198.