Как читать романы как профессор. Изящное исследование самой популярной литературной формы

N. B. Руководство всегда старалось избегать спойлеров касательно развития сюжета, но сейчас оно считает, что в данной главе без этого не обойтись, сожалеет о доставленных неудобствах и заранее приносит свои извинения.

Иногда мне хотелось бы родиться в девятнадцатом веке. Понятно, что тогда существовало множество ограничений, которые никто бы не дерзнул нарушить, необходимо было носить высокие крахмальные воротнички, но, с другой стороны, я мог бы прогуливаться с какой-нибудь шикарной тросточкой с набалдашником из малахита или слоновой кости. Можно сделать это и сегодня, но это будет несколько наигранно, не так ли? Есть и еще одно преимущество: можно оценить концовки викторианских романов. Но, родившись в середине двадцатого столетия, я предпочитаю концовки современные, не совсем понятные. Величайший роман моего века заканчивается словом «да», но мы не уверены, что именно он утверждает. Для моей эры характерны неопределенность и уклончивость, и мне нравится, что это так. Когда у Апдайка Кролик Энгстром убегает в конце романа «Кролик, беги», куда или откуда он бежит? Когда у Набокова Пнин уезжает из города в конце одноименного романа, куда он держит путь? У Фолкнера Квентин Компсон в конце романа «Авессалом, Авессалом!» на вопрос, почему он ненавидит Юг, мысленно кричит про себя: «Неправда! Неправда! Это неправда, что я его ненавижу! Неправда! Неправда! Неправда!» Становится ли такой конец развязкой? Вовсе нет. Что мы из него узнаем? Постепенное усиление знаков препинания, от точки в начале до нескольких восклицательных знаков в конце, показывает, что Квентина что-то страшно сердит, но ни мы, ни текст не можем точно сказать, что именно.

Мне это страшно нравится. Но ведь я жил в эру «В ожидании Годо», «Кто боится Вирджинии Вулф?», фильмов Стенли Кубрика и Роберта Олтмена, теории романа Ролана Барта и Алена Роб-Грийе. Романы моей эры – «Волхв», «Плавучая опера», «Дети полуночи», «Возлюбленная» – были бы непостижимы для читателей-викторианцев. Я живу после открытия теории относительности и квантовой теории, после битвы при Сомме, Нагасаки и Освенцима, после Великого похода Мао Цзэдуна и «красных кхмеров». После всего этого определенность кажется тянучкой, особенно когда речь идет о концовках. И потом, я бы глупо выглядел в сюртуке и с тростью с набалдашником из слоновой кости. Но вот мои викторианские коллеги? Им по душе были порядок и законченность. По их мнению, романы нуждались в законченности. В развязке. И даже в опрятности.