Как читать романы как профессор. Изящное исследование самой популярной литературной формы

В чем-то ничего сложного. Всего ведь все равно не опишешь. С чего начать? На что это будет похоже? И кстати, сколько миллионов страниц в вашем романе? Как выглядит каждый герой? Совершенно понятно, что романист не может создать нечто правдоподобное, двигаясь в этом направлении. Но за этой очевидной проблемой встает еще одна, куда более хитроумная: как вы передадите универсальность своему читателю? Как вам сделать своих героев такими же, как все мы?

Никак. И даже не пробуйте. Даже не думайте об этом. И все же такое бывает. Да здравствует парадокс! Но, как и любой парадокс, этот можно понять. Я разрешу вам немного об этом подумать (намекну: ответа в книге нет).

А пока вот вам пример. Скажем, вы хотите написать о большом событии. Правда о большом, которое изменило лицо земли. О таком, как… ну, скажем… независимость Индии. В полночь 15 августа 1947 года примерно полмиллиарда людей получили свободу от колониального правления. Событие действительно большое. Может быть, даже стоящее того, чтобы о нем написали. Но вот в чем загвоздка: как вы напишете о полумиллиарде людей? Никак. Нельзя. Одни только имена займут несколько тысяч страниц. Но можно писать об одном человеке. Этого человека вы даже можете наделить отличительной чертой, можете связать его (если это он) с другими персонажами, имеющими такую же черту. Вы даже можете сделать так, что он родился 15 августа 1947 года. В полночь. Его можно телепатически соединить с другими, родившимися в один момент с ним и вновь образованными Индией и Пакистаном. Так виртуозно Салман Рушди показывает рождение государств в «Детях полуночи». Его роман – это довольно бессюжетная трагикомедия, выстроенная вокруг Салема Синая, чья жизнь и запутанная судьба идут параллельно судьбе его страны. И эта стратегия приносит успех. Почему? Частью потому, что за взлетами и падениями судьбы Салема нам следить гораздо удобнее, чем за судьбой целой страны. А частью потому, что при помощи Салема Рушди выбирает те аспекты вхождения Индии в государственность, на которые хочет обратить особое внимание; жизнь отдельного человека, пусть даже очень запутанная, все равно куда понятнее, чем история целой страны. Даже если она еще очень коротка. И у автора все получается: рассказывает он великолепно.

Этот роман с элементами магического реализма часто сравнивали с произведением Габриеля Гарсии Маркеса. Наиболее схожи они стратегией локализации, которая, в свою очередь, сближает их с Уильямом Фолкнером. Он много говорил о своем «клочке земли размером с почтовую марку», округе Йокнапатофа штата Миссисипи. Как Рушди, как Гарсия Маркес, Фолкнер крепко сцеплен с историей, но в его случае она оказалась гораздо упрямее и занозистее, потому что переплелась с виной, неудачами, гордыней, грехом, наследством рабовладения. Но он был не дурак, чтобы писать обо всем Юге или даже обо всем штате. Нет, он сосредоточился на небольшом округе, прототипом которого послужил округ Лафайетт, где он жил в Оксфорде, главном его городе, и где находится Университет штата Миссисипи. Так, в «Шуме и ярости» (1929) он создал Компсонов, знатное семейство, переживавшее падение с высот общественного признания, показав героев от генерала Компсона до внуков Квентина, покончившего с собой на первом курсе Гарварда, и тридцатитрехлетнего Бенджи с разумом маленького ребенка. В цикле повестей «Сойди, Моисей» (1942) он разворачивает историю Маккаслинов, потомков рабовладельцев, и их черных кузенов, Бичемов, которых долго никто не признавал. В трилогии о Сноупсах – «Деревушка» (1940), «Город» (1957), «Особняк» (1959) – он создает образ обширного семейства бездельников, у которых, однако, все заканчивается хорошо, потому что в конце концов, даже без особых усилий, они завладевают почти всем городом. Они как будто подтверждают фолкнеровский тезис, что не годные ни к чему люди наследуют землю. В своих романах он упорно исследует разные стороны наследства рабовладельческого Юга, не отводя взгляда от своего маленького клочка земли.