Но пока не видно ядра, из которого такая власть могла бы вырасти. Не видно и интеллектуальных групп, способных формировать национальные цели. Авторитет политических деятелей, которые сейчас вершат дела, непрерывно падает. И среди ведущих политиков не видно никого, кто был бы способен формировать какие-либо объединяющие идеи. Когда в 1991 году начался новоогаревский процесс, и мы стали с надеждой думать о будущем, было видно, как растет популярность некоторых политиков, которые понимали трагедию распада и искали альтернативы. Например, всесоюзный рейтинг Назарбаева, которого многие видели премьер-министром или даже следующим Президентом будущего Союза (может быть, уже и не советского, и заведомо не социалистического), непрерывно возрастал именно потому, что он высказывал объединяющие идеи. Но тут произошел этот нелепый путч и последующая катастрофа распада, восторженно встреченная Бурбулисом и прочими, единственная цель которых была «не иметь никого над собой», по выражению самого Геннадия Эдуардовича, путч, превративший эволюционный перестроечный процесс в революционный хаос с непредсказуемыми результатами, катастрофическими для самих инициаторов разрушения государства. Может быть, и сейчас будущих популярных, умных и энергичных руководителей следует искать среди республиканских или областных политиков?
Рифы либеральной экономики
Но если утвердится власть, понимающая национальные цели, способная их сформулировать, донести до сознания людей и реализовать меры, необходимые для их достижения, то ей придется суметь провести страну над опаснейшими рифами, проход над которыми тем не менее просматривается.
Первое – это создание эффективно работающего госкапиталистического сектора. В любой либеральной экономике (американской, английской – на то она и либеральная) некапиталистический сектор производит значительную долю валового национального продукта (ВНП). А в нашей стране в обозримом будущем госсектор – до госкапитализма ему еще далеко – будет производить львиную долю продукции. Этого не может не произойти, каково бы ни было правительство. Мощный госкапиталистический сектор будет существовать независимо от воли правительства. Для такого утверждения Англия дает хорошие аргументы, и ее пример очень поучителен. За все годы правления неоконсерваторов во главе с мадам Тэтчер, стремившейся предельно сократить значение госсобственности в английской экономике, удалось лишь на несколько процентов понизить удельный вес госкапиталистического сектора Англии в ВНП. А теперь он снова начинает расти! Правда, между Россией и Англией есть существенное различие: Англия никогда не собиралась выходить из Великобритании и объявлять суверенитет. А Россия, в силу своей особенности, сумела не только подковать блоху, но и объявить суверенитет от самой себя!
Укрепление организационных структур госкапиталистической промышленности – это закономерный процесс поиска рациональной организации либеральной экономики. Если угодно, того самого компромисса, о котором говорилось в начале этой главы. Вот почему путь к либеральной экономике в нашей стране не может миновать этапа «развитого госкапитализма». Но государственный сектор должен быть кардинальным образом перестроен. Система отраслевых монополий действительно должна быть разрушена. А сам сектор должен превратиться в госкапиталистический сектор с ориентацией на корпоративную форму организации и многоотраслевые конгломераты, способные вести конкурентную борьбу на рынке. Последнее особенно важно, и именно это и есть основная задача конверсии. Ориентация должна быть лишь на постепенное акционирование, способное привлечь деньги населения на расширение и модернизацию производства – единственное, ради чего на начальном этапе приходится выпускать акции. Значит, первейшей задачей сильного правительства окажется задача развития государственной промышленности и включение ее в структуру рыночных отношений. А не разрушение госсектора и его растаскивание во имя торжества рыночных механизмов, которые и так будут играть определяющую роль в либеральной экономике.