После почти годичной подготовки к пробегу К4К я продолжал заниматься хендсайклингом в надежде квалифицироваться на Паралимпийские игры 2004 года в Афинах. Три года подряд я выигрывал чемпионаты Австралии, но этого оказалось недостаточно, чтобы попасть в национальную сборную. Отборочный комитет сделал ставку на атлетов, которые занимались этим видом спорта намного дольше, чем я. Для меня попытка войти в сборную была связана не столько с хендсайклингом, сколько с желанием посмотреть, как далеко я сумею пройти по этому пути, если полностью выложусь. Когда меня не включили в число атлетов, представлявших Австралию на Играх 2004 года, это стало завершением моей карьеры в хендсайклинге. Зато в 2004 году я вернулся на Ла-Манш в качестве пловца, сопровождавшего Дэвида Найта. Годом позже мы с Дэвидом Уэллсом дошли до финиша в Молокайской регате — экстремальной гонке на байдарках-двойках по открытой воде. Кроме того, я еще несколько раз участвовал в гонках Ironman (но не в Коне) и один раз вернулся на Гавайи, чтобы побороться в чемпионате мира на дистанции Ultraman — трехдневной гонке, по трудности сравнимой с тремя гонками Ironman. Примерно в то же время меня включили в Зал славы гавайского Ironman, и я стал первым неамериканцем, удостоенным столь высокой чести.
Аманда тоже была очень занята своей работой. Когда я ей звонил, она оказывалась то в Лондоне, то в Нью-Йорке, то во Франкфурте. Даже когда Аманда возвращалась в Австралию, нам было трудно находить время для встреч. Она исключительно хорошо делала свою работу, поэтому ее очень сильно загружали. Когда мы не могли встретиться, то связывались по телефону или посылали друг другу CMC. В то время я этого еще не осознавал, но мои чувства к Аманде стали перерастать из дружеских в нечто большее. Однако я не решался действовать напористо, так как не хотел, чтобы это повредило нашей дружбе. Достаточно сказать, что в романтических взаимоотношениях я добивался намного меньших успехов, чем в спорте. Я не мог смириться с мыслью о том, что, если у нас не сложатся романтические отношения, я потеряю дружбу Аманды.
Тем не менее чем больше времени я с ней проводил, тем яснее осознавал: нас связывает нечто такое, что никогда не связывало меня ни с какой другой женщиной. Друзья заметили это раньше меня. Однажды вечером, когда мы с Амандой сидели в клубе блюзовой музыки, мой близкий друг Хэнс, наклонившись ко мне, прошептал:
— Не позволь своей птичке упорхнуть.
Я понятия не имел, как отреагировать на совет Хэнса. С точки зрения романтических связей «птичка» еще не была моей и у меня не было никакого права ее
удерживать. Поэтому я просто улыбнулся Хэнсу и ответил:— Принято к сведению.
Наши отношения с Амандой развивались в тот период моей жизни, когда я находился в растерянности, не зная, на чем мне следует сосредоточиться как спортсмену. Мне исполнилось сорок лет, и я понимал, что перешел тот рубеж, когда моя карьера профессионального футболиста подошла бы к концу, если бы в 1988 году в мою жизнь не въехал грузовик на трассе М4. Я начал больше выступать с лекциями, и это занятие доставляло мне все больше удовольствия. Я всегда рассказывал аудитории какую-то часть истории своей жизни. Сразу после произошедшего со мной несчастного случая доктор Джон Ё подыскал мне работу лектора в рамках Spine-Safe — программы внешкольного обучения детей правилам безопасности и предотвращения травм позвоночника. На протяжении нескольких лет я выступал во всех уголках страны. Мои презентации были очень похожи на мое появление в издательстве Murdoch Books: на сцене я выглядел далеко не самым опрятным оратором. Со временем у меня выработался собственный стиль, который был довольно эффективен. Судя по всему, слушателям это нравилось.
К началу 2007 года я стал строить планы перехода к публичным выступлениям как к основному виду заработка. Все изменилось, когда мне внезапно позвонил Гэри Фоули — один из тренеров-колясочников, с которым мы познакомились в период подготовки к Играм в Сиднее.
— Ты что-нибудь знаешь о таком виде спорта, как адаптивная гребля? — спросил он.
— В первый раз слышу, — ответил я.
— Это новый вид спорта, который в следующем году будет включен в паралимпийскую программу Пекина.
— Ясно.
— Не желаешь попробовать? — поинтересовался Гэри.
— Еще бы! — сразу заявил я, еще не зная никаких подробностей.
Я годами наблюдал за бесконечными тренировками в гребном центре Sydney International Regatta Centre на Пенритских озерах. Я даже приблизительно не представлял, что может потребоваться от меня для занятий адаптивной греблей, но если Гэри считал, что я способен справиться, то этого мне было вполне достаточно.
— Я надеялся, что ты заинтересуешься. В этом виде участвуют два смешанных экипажа (мужчина и женщина). Гонки похожи на академическую греблю, которую ты видел тут, в Пенрите, только оборудование адаптируется к пользователю. В твоем случае — для работы туловищем и руками, — объяснил Гэри.
— Понятно. А что конкретно мне нужно делать? — спросил я.