Ближе к вечеру я, Митя Ниточкин, охваченный нарастающей паникой, бегаю из конца в конец комнаты, прижав трубку плечом к уху. Терпеливо прослушивая долгие гудки, нахожу в кладовке необъятную сумку, в которой когда-то развозил по городу книги, диски и картриджи для принтеров. Вытряхиваю из шкафов свои рубашки, джинсы и куртки. Автоответчики один за другим вежливо сообщают: «Нас сейчас нет дома. Оставьте сообщение после звукового сигнала. Мы вам перезвоним!» Я торопливо запихиваю рубашки в потертую и бесформенную сумку, что не раз тянула к земле стокилограммовым весом, вгрызалась лямкой в плечо и назло которой на бегу я сочинял сказки о долгожданном и волнующем «однажды», о неожиданном, стремительно меняющем все вокруг «и-тут-откуда-ни-возьмись».
Мамин голос кротко и ласково шепчет из трубки, что я же знаю: для нас обоих лучше жить порознь. «Конечно, пока ты не найдешь квартиру, приходи. Дядя Слава не против. Поселим тебя на кухне. Как-нибудь потеснимся. Но мне ведь не надо объяснять? Ты же все понимаешь». И я все понимаю.
Бывшие сокурсники в отпусках, в командировках, за городом. Опухшие и заспанные, шмыгая носами и сопя, они пасмурно предлагают перезвонить на выходных. И я с радостью соглашаюсь.
Леня, тоже бывший курьер, ныне – заведующий лор-отделением поликлиники, как всегда спрашивает, не мог бы я положить ему «пару денег» на телефон, а то он в Рязани, ввязался в историю, продул все до копейки да еще помял бампер. И я, конечно, обещаю положить ему «пару денег».
В мобильных нескольких отдалившихся друзей вежливый голос автоответчика несет околесицу из «Бойцовского клуба» и «Кин-дза-дзы».