Как дети добиваются успеха

Комментарии Роусона, казалось, прямо говорили о невзгодах Приллелтенски – а также эхом повторяли теорию Анджелы Дакворт о ключевой разнице между мотивацией и волевым актом. «Когда речь идет об амбициях, – писал Роусон, – важно проводить различие между тем, чтобы «хотеть» что-то и «выбирать» это». Думайте про себя, что хотите стать чемпионом мира, объяснял Роусон, и вам неизбежно «не хватит пороху», чтобы достаточно упорно ради этого трудиться. Вы не только не станете чемпионом мира, но и получите неприятный опыт неисполнения желанной цели, со всеми сопутствующими разочарованиями и сожалениями. Однако если вы сделаете выбор в пользу того, чтобы стать чемпионом мира (как сделал Каспаров в совсем юном возрасте), тогда вы «обнародуете свой выбор через свое поведение и решимость. Каждый ваш поступок говорит – вот кто я такой».

Вдохновленный этими словами, Приллелтенски в конце января 2010 года принял чуть запоздалое «новогоднее» решение: он преодолеет рубеж в 2200 очков. Он посвятил почти целый год изучению шахмат, исключив все остальное (кроме своей все понимающей подруги) из своей жизни: никаких вечеринок, никакого Facebook, никаких развлечений и другого спорта, никакого излишнего общения. Только часы и снова часы занятий шахматами. («Вот кто я такой».) И его усилия себя окупили: 10 октября 2010 года его рейтинг впервые достиг отметки в 2200, он стал национальным мастером.

Я познакомился с Приллелтенски вскоре после того, как он достиг своей цели, и что меня поразило, пока я слушал его рассказы, так это то, что он оглядывался назад, на эти монашеские месяцы, не только с гордостью за результат, но и с приятными воспоминаниями о процессе. Я спросил его: что было такого приятного в целом годе полного погружения в шахматы?

– В основном ощущение того, что ты интеллектуально продуктивен, – ответил он. – Мне часто кажется, что на самом деле я не ставлю перед собой трудные задачи, не подталкиваю себя, вроде того как зря растрачиваю свои мозги. У меня никогда не возникает такого чувства, когда я занимаюсь, или играю, или преподаю шахматы.

Меня зацепило использованное Приллелтенски слово: продуктивность. Шпигель выбрала то же самое слово, когда описывала (с некоторой завистью к самой себе) то, что она потеряла, променяв постоянную одержимость шахматами на домашнее блаженство с Джонатаном: «Я скучаю по своей былой продуктивности».

Вот это была для меня загадка! Я вполне могу оценить привлекательность овладения шахматами – точно так же, как могу оценить привлекательность овладения любым другим навыком, в котором я сам недостаточно хорош; например, живописью, игрой на джазовом тромбоне, прыжками с шестом. Но хотя меня с легкостью можно убедить, что шахматы – это достойное и трудное занятие, «продуктивность» была бы последним словом, которое я использовал бы, чтобы описать этот род деятельности. Шахматисты, казалось мне, совершенно буквально ничего не производят.

Так случилось, что именно этот вопрос всплыл в интервью Роусона, которое вдохновило Приллелтенски на его подвиги по достижению рейтинга в 2200 очков. Журналист спросил Роусона, не смущает ли его то, что он растрачивает такую великолепную умственную энергию на старания стать гроссмейстером, «вместо того чтобы заняться чем-нибудь ценным, например, стать хирургом, оперирующим мозг». Роусон признал: «Вопрос о том, что шахматы – это, в сущности, бесцельная деятельность, настойчиво преследует меня… Я порой думаю, что те тысячи часов, которые я потратил на шахматы, как бы активно они ни развивали меня лично, могли бы найти себе лучшее применение».

Но далее Роусон принялся защищать себя и своих коллег-шахматистов и строил свою защиту на исключительно эстетической основе: «Шахматы – это креативное и прекрасное занятие, которое позволяет нам ощущать широкий ряд уникальных человеческих характеристик, – писал он. – Эта игра – прославление экзистенциальной свободы, в том смысле, что мы обладаем благословенным даром создавать самих себя благодаря своим действиям. Выбирая игру в шахматы, мы празднуем свободу, ставя ее выше полезности».

На взгляд Роусона, два шахматиста, встречающиеся над шахматной доской, создают уникальное совместное произведение искусства, и чем лучше они играют, тем прекраснее бывает результат.

В вышедшей в 2008 году книге «Гении и аутсайдеры» Малькольм Гладуэлл представил вниманию публики шведского психолога Андерса Эрикссона и его теорию о том, что для настоящего овладения любым навыком требуется 10 000 часов напряженных занятий, будь то игра на скрипке или программирование компьютера.