Как дети

Сначала были фотографии, где Даша одна. На первом снимке ее рука запущена в волосы и неестественно выгнута – она не успела поправить прическу, а Тим сфотографировал. Потом несколько кадров, где она уже явно позирует, смотря в объектив взглядом человека, знающего, что его снимают. Из-за этого фотографии получились немного неестественными, но зато ее можно было хорошо рассмотреть. Легкое серое осеннее пальто, шея замотана изящным голубым шарфом, волосы чуть спутаны из-за ветра («Смысл был поправлять прическу, если дует ветер», – подумал Женя).

Еще несколько снимков на улице, уже в другой день. Теперь почти на каждой фотографии рядом с ней Тим. На фотографиях, где они вместе, лица слишком крупные, везде видна оттопыренная рука Тима, потому что он же и снимает. Взгляды напряженные, застывшие в ожидании и при этом абсолютно счастливые.

Следующие фотографии, видимо, были сделаны у Даши дома – квартиру Тима Женя бы узнал. Даша с мамой – ее портретное сходство с женщиной, стоящей рядом, очевидно.

Снова какая-то незнакомая квартира. Тим держит в руках багет, приставив его к промежности. Следующие несколько фотографий Тим пролистал быстро и отвернувшись, но первую из них Женя успел увидеть. Даша на кровати со смехом тянет на себя покрывало, видимо, чтобы прикрыться, – на ней ничего нет.

– Вот еще, – сказал Тим, протягивая Жене телефон.

Та же квартира, та же комната, та же постель. Даша сидит на смятом покрывале, уже одетая, поджав одну ногу под себя, другую свесив вниз. Она смотрит не в объектив, а немного поверх – на Тима. Волосы растрепаны, но, похоже, ее это больше не волнует, руки и плечи расслаблены. Открытая, доверяющая. Взгляд, которым она смотрит на Тима, заставляет Женю пережить болезненную вспышку зависти. Скорее даже не зависти, а какой-то удрученности, мрачного понимания, что определенные вещи ему в жизни недоступны. И непонятно – только пока или так и будет. У него было гораздо больше девушек, чем у Тима. И все же так на него никто никогда не смотрел. В этот момент он видит (или ему только кажется) свою жизнь удивительно ясно, как некую обозримую плоскость. И на этой плоскости он не находит ни одного такого взгляда.

Во взгляде Даши – желание. Не сиюминутное, а как будто все желания, которые она испытывала и еще испытает по отношению к Тиму, сошлись в одной точке, в одном моменте, на какой-то миг стали полностью видны. И в этих желаниях – столько, и этих желаний – столько, что на фотографию почти физически больно смотреть. Взгляд, который может выдержать только один человек – тот, к которому он обращен.

Ведь этот дуралей Тим скорее всего не понимает. Невозможно, обладая даром – а даже один такой взгляд, вне всякого сомнения, дар, – полностью осознавать, что носишь это в себе. На это не хватит никаких человеческих сил. То, что видит Женя, доступно лишь стороннему, обделенному наблюдателю.

И Тим ходит по земле, наглый везунчик, не способный до конца оценить значение того, что с ним происходит, но тем не менее это происходит именно с ним. А у Жени есть несколько секунд, чтобы посмотреть на фотографию; и целая жизнь, в течение которой он так и не сможет отделаться от воспоминания об этих нескольких секундах.

– Так, телефоны все убрали, или я сейчас отберу, – пробасил историк.

Урок подходил к концу, учитель вернулся на землю.

Тим посмотрел на него. Седой «ежик», серое затвердевшее лицо немолодого человека. Свитер с дурацким коричневым узором, темные брюки трудноопределимого цвета. Он рассказывал что-то про Александра III. То, как самозабвенно он уходил в свои рассказы, как яростно и громко говорил, нервно двигался, навело Тима на мысль.

«Интересно, у него есть женщина?» – подумал он.

6

– Мне пришлось все рассказать, – начала Даша. Они встретились около метро, она позвонила и сказала, что им надо поговорить. – Сегодня утром мне стало плохо. И, в общем, я не добежала до туалета. А они уже и до этого что-то начали замечать, задавали всякие осторожные вопросы. А утром, когда это случилось, мама просто взяла и напрямую спросила. Я рассказала про тест. И про все остальное.

– Ты была у врача? – спросил Тим. В последние дни у него в голове поселился странный шум: возник, когда они вдвоем смотрели на тест, и с тех пор не прекращался, лишь изредка стихал. Шум, в котором тонули все остальные звуки и новости, который было ничем не перебить.

– Еще не была, – Дашин голос тоже пробивался сквозь шум. – Но, как ты понимаешь, теперь я пойду туда не одна. В понедельник.

Тим кивнул, они оба помолчали. Была пятница. Оставалось два дня.

– Ты не ответил на мою смс.

– На какую именно?

– Ты знаешь, о чем я.

Он действительно знал. «Если ты поймешь, что не хочешь ничего решать, просто скажи».

– Я не знал, что ответить. И до сих пор не знаю. Хотя мне кажется, ты ни о чем не спрашивала. Ты написала, я прочитал. Я же сейчас стою рядом с тобой. Наверное, это и есть мой ответ.