Как дети

– Наверное, – повторила за ним Даша. – Только раз это и есть твой ответ, пожалуйста, не отстраняйся. Приезжай к нам, как и раньше. Ты же знаешь, как они к тебе относятся. Сказали, что поговорят с тобой, когда ты сам будешь готов. Только не затягивай сильно, – добавила она.

Тим понимал, что, когда он приедет в следующий раз, это и будет значить, что он готов. Но все же нашел в себе силы ответить:

– Да. Хорошо.

7

Они занимались сексом с энтузиазмом и изобретательностью первооткрывателей. Если бы не неоспоримые доказательства, которые Тим получил в их первую ночь, ему было бы очень трудно поверить в то, что он у Даши – первый.

Ее рука находила его член в самых неожиданных и, казалось бы, неподходящих ситуациях. В давке вагона метро, когда их могли заметить, но людям было не до них, во дворе ее дома, когда они целовались до полуобморочного состояния, отпугивая и смущая редких прохожих. Однажды она дотронулась до него под столом у себя дома, когда они ужинали с ее родителями. Тим чуть не подавился, а Даша только хитро улыбнулась: что это с ним?

– Еще немного, и я испачкаю штаны, – сказал он ей однажды в кинотеатре. Как будто ее это когда-то останавливало.

– Почему ты постоянно его трогаешь? – спросил Тим.

– Он мне нравится, – прошептала Даша. – Хочу себе такой же.

– Он и так твой, – прошептал Тим в ответ.

Ее приятно удивляла, но при этом немного обескураживала постоянная эрекция Тима. Когда бы она к нему не притронулась, то всегда ощущала…

– Он у тебя что, всегда… стоит? – Даша попыталась подобрать менее очевидное слово, но так ничего и не придумала.

– Всегда, когда ты рядом.

Они делали это после школы, иногда – прогуливая школу; при каждом удобном случае. Они кричали, наплевав на то, что их могут услышать соседи или люди с улицы, если окно было открыто. Они пытались испробовать все, о чем только могли знать или на что их подталкивала неуемная фантазия.

– Тимтим, – шептала она ему в ухо, ее руки гуляли по его голой спине – от лопаток к ягодицам и обратно.

Когда они были лишены возможности наброситься друг на друга сию секунду, они разговаривали об этом – на людях, по телефону.

– Хочу тебя раздеть прямо сейчас, – сказал однажды Тим в заполненном посетителями кафе и нежно дотронулся до ее затылка.

– Скажи это еще раз.

В тот вечер они так и не придумали, куда можно деться, и, разойдясь по домам, изводили друг друга по телефону. Когда Тим отключил мобильник, он почувствовал, как сильно нагрелась трубка от долгого разговора. Ухо гудело. Впрочем, не только ухо.

8

Сначала Тим не знал, как себя вести, и не понимал, что чувствует. Он предполагал, что есть некое универсальное чувство, положительное или отрицательное, которое он должен испытывать. Некий внутренний отклик, который что-то прояснит, хоть что-то объяснит ему про себя самого.

Но поначалу был только шум в голове, который пугал его своей нейтральностью. Он ходил и прислушивался, пытаясь хоть что-то понять, уловить. Но ничего не приходило – только бело-серый шум, как из испорченного телевизора, который безуспешно пытаются настроить. Ни одного слова, ни одного внятного звука.

Проснувшись в субботу утром, он понял просто и ясно – никакого ребенка он не хочет. Шум не ушел, но значительно поутих.

Выйдя на кухню и увидев сонного отца в трусах, маму, готовящую гренки (именно их аромат и разбудил Тима), он почувствовал внезапный прилив нежности к родителям. Раньше его всегда раздражала манера отца разгуливать по дому без штанов. Сейчас пухловатые, с седыми волосками ноги отца показались ему настолько родными, настолько неотделимыми от его собственного представления о домашнем уюте, что Тиму захотелось, чтобы это утро никогда не заканчивалось. Если вся жизнь уместится в это утро, будет ограничена пределами кухни и двумя людьми, родившими его, – он не будет возражать. Источающая ровное благополучие кухня вдруг стала единственным местом на земле, где ему хотелось бы находиться.

Он ничего не смог съесть. Откусил кусок гренки и бесконечно долго его пережевывал, не в силах проглотить. Самый вкусный в мире кофе, который по утрам варил отец, остался в чашке Тима нетронутым.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила мама.

– Да.

– Почему не ешь ничего?

Тим бессильно пожал плечами. Родители молча переглянулись.

– Какие планы на день?

– Да пока никаких, – ответил Тим. – Мне сегодня к четвертой паре.

– Ну сходи тогда в магазин, раз все равно пока дома сидишь.

И мама написала список покупок.

Выйдя из дома, Тим стал замечать то, на что раньше не обращал никакого внимания. На улице было огромное, какое-то бесконечное количество людей с колясками. Настоящее нашествие колясок и грудничков. Дети орали, точнее даже не орали, а издавали инопланетный, режущий уши звук. Они вызывали у Тима только одно желание – перестать их слышать. Он хотел именно перестать слышать, не обращать внимания, как раньше, потому что понимал – сами по себе они не замолчат и никуда не денутся.